Советская литература: мифы и соблазны | Дмитрий Быков | страница 35 | LoveRead.ec

Впоследствии на этом шпаликовском ощущении был целиком построен фильм Вадима Абдрашитова и Александра Миндадзе «Парад планет» (1984). Военные сборы резервистов, учения, ракета воображаемая упала, героев «убило» и их списали. Они свободны, их сборы закончились за два дня. Но они получили на работе отпуск на неделю. Они могут эти оставшиеся пять дней прожить иначе. И это дорога в другую жизнь, в какое-то удивительное, невероятное, чужое, выдуманное время, где есть город одиноких женщин, есть река, которую герои, спасаясь от этих амазонок, переплывают под звуки Allеgrеtto из Седьмой симфонии Бетховена, есть город стариков – дом престарелых. Это абсолютно шпаликовский фильм – про то, как люди вышагнули в природу ненадолго, и у них появилась возможность другой жизни.

Наиболее отчетливо это ощущение потерянного счастья, такой странной паузы в жизни выражено у Шпаликова в его песенках, которые он сочинял для друзей, для дружеского застолья. Здесь уже начинаются настоящие стихи Шпаликова, профессионально чрезвычайно хорошо, крепко свинченные, но легкие и короткие. Мыльный пузырь тоже по форме безупречен, но он легок.

Вот один из таких мыльных пузырей Шпаликова – знаменитая песня из фильма «Коллеги», любимая песня моего детства, потому что я вырос на большой реке, на Клязьминском водохранилище, и до сих пор помню это ощущение глухомани, этих стрекоз, этой тихой воды, каких-то красивых удивительных девушек, которые проплывают мимо.

На меня надвигается

По реке битый лед.

На реке навигация,

На реке теплоход.

Пароход белый-беленький,

Дым над красной трубой.

Мы по палубе бегали —

Целовались с тобой.

Пахнет палуба клевером,

Хорошо, как в лесу.

И бумажка приклеена

У тебя на носу.

Ах ты, палуба, палуба,

Ты меня раскачай,

Ты печаль мою, палуба,

Расколи о причал.

Это волшебное сочетание безусловной изысканности, безусловного мастерства и простоты воспринимается как абсолютный фольклор. И точно так же легко, хотя очень глубоко, многоэтажно выстроено большинство тогдашних стихов Шпаликова. Даже идиотская песенка из фильма «Я шагаю по Москве», которую он написал на съемочной площадке, сымпровизировал за три минуты.

Он и «Долгую счастливую жизнь» срежиссировал в этой своей манере, воздушно и очень значительно. Микеланджело Антониони, потрясенный финалом фильма, увидел в нем выражение «некоммуникабельности чувств». Но для меня эти последние десять – двенадцать минут – точка абсолютного счастья. И у меня есть серьезный аргумент в пользу именно моего понимания: герой, которого играет Кирилл Лавров, очень похож на Шпаликова внешне. Шпаликов сделал его фактически своим альтер эго, своим портретом. Если бы не врожденная скромность, не уверенность в том, что он некрасивый, пухлый, что у него губы некиногеничны, я уверен, Шпаликов сам бы эту роль сыграл.

Лавров играет классического героя-шестидесятника, очень похожего на героя «Коротких встреч» Киры Муратовой, которую Шпаликов обожал. Приехав в маленький город, герой в автобусе знакомится с девушкой. Ужасно ему нравится эта девушка (девушку играет Инна Гулая, шпаликовская жена), и она поверила, что этот человек – ее судьба. Ночью она приходит к нему в Дом приезжих, и дальше в сценарии пишется замечательный, абсолютно шпаликовский гениальный монолог.

Виктор заворочался во сне, но не проснулся.

Лена села на кровать рядом.

– «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя», – сказала она. – Господи, если ты есть, а если тебя нет, в чем я не сомневаюсь, хотя и думаю, что есть, должно быть что-то, что заменяет тебя, но говорю тебе сразу, чтобы ты на меня не обижался: Земля круглая, а не плоская и не на китах. Так, что ли? Так. Господи, если ты человек, помоги мне. Вот он спит как бревно. Штаны на полу валяются. Она подобрала их, свернула. – А я его люблю. Господи, если ты можешь превращаться, то превратись в мою бабушку – мне с тобой будет легче разговаривать. Я думаю: заслуживаю ли я счастья и какие у меня грехи? Я работаю с четырнадцати лет, сама себя кормлю и помню сестру и мать. Довольна ли я своей жизнью? Нет. Если грех в недовольстве своей жизнью? Не знаю, но я хочу быть счастливой, а этого пока нет, не получается. Я хочу, чтобы получилось!

Лена встала, подошла к окну, распахнула его. Снег полетел в комнату.

– Я, как говорится, не крещеная, креста на мне нет, но помоги, если ты можешь, помоги мне – оставь его со мной! Он мне нужен, необходим! – Виктор проснулся, но глаза не открывал, с некоторым испугом слушая, что говорит Лена. – Тебе это ничего не стоит, если ты такой всемогущий, а для меня это важно. Я к тебе никогда не обращалась и больше не обращусь – помоги один раз, если ты есть. <…>

Лена <…> поправила одеяло на Викторе – он не спал, но делал вид, что спит, – и вышла осторожно из комнаты, не забыв прикрыть дверь, но окно осталось открытым. Лицо ее при этом сохраняло выражение полного покоя и радости.

Как только дверь закрылась, Виктор сел в кровати.

Благодаря чрезвычайно яркому лунному свету можно было рассмотреть и его лицо, выражение которого было совершенно иным, чем у Лены.

Недоумение, испуг, настороженность, ожидание чего-то более худшего, чем то, что произошло еще здесь, и чего-то еще более неприятного и непонятного – все это было на его лице.

Утром она приходит уже с двумя чемоданами, с какой-то сумкой и дочкой.

– А я решила с утра перебраться, – говорила Лена, проходя через комнату. – Чего ждать, раз все решено! <…>

Он все стоял перед ней, в раскрытых дверях, заспанный, перепуганный, с таким выражением в глазах – о чем уж тут говорить! <…>

Утро было пасмурное, теплое. Таял снег, выпавший в ночь.

В этой сцене большинство и зрителей, и читателей видят пасующего перед жизнью шестидесятника, который хорош, когда надо охмурить девушку, и плох, бессилен, когда надо жить. Но я вижу в этом эпизоде совсем другое. Герой не зря похож на Шпаликова: он действительно бродяга, он действительно силен в странствиях, но не силен в любви, не силен в жизни, потому что не надо быть сильным в жизни, не надо врастать в быт. А тут пришла женщина, которая своими чемоданами, своей сумкой его как бы повязала сразу. Поэтому он и отворачивается бриться, чтобы она не увидела этого в его глазах. И она сразу все поняла:

– Не вышло у нас с тобой ничего, не получилось. Я как утром на тебя посмотрела, поняла – не вышло. <…> Не печалься. Поезжай с легким сердцем. Жизнь большая, может, и встретимся еще. Иди.

Когда в конце фильма плывет по реке баржа, плывет сначала мимо зимних, потом вдруг мимо летних цветущих берегов, потом вплывает в таинственный город (это пошли цитаты из «Причала»), красавица-девушка смотрит на эту баржу с моста, мальчишка с берега смотрит, а она плывет дальше, дальше, в какие-то новые, совершенно непонятные и неизвестные пространства, – вот это и есть жизнь. Фильм Шпаликова про то, что человека нельзя повязать, что его нельзя стреножить. Что долгая счастливая жизнь в мещанском ее понимании, в понимании провинциальном – это не жизнь. Жизнь наступает тогда, когда ты, освободившись от всего, убегаешь. Потому что, как пишет о своем герое Шпаликов, да и о себе:

Советская литература: мифы и соблазны - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Быков cтр.№ 35

Онлайн книга - Советская литература: мифы и соблазны | Автор книги - Дмитрий Быков