Иная. Песня Хаоса - читать онлайн книгу. Автор: Мария Токарева cтр.№ 24

— Да-да! Просто будем жить, — воодушевленно закивала Ауда. — Я ему говорила — давай возьмем на воспитание сиротку какую-нибудь, если уж богатство передать кому-то хочется, возьмем младенчика, так он и знать не будет, что чужой чей-то. Нет — упрямится. За такие слова уже мне попало. Все-то только свое семя посеять хочет. Но не прорастает оно ни в ком.

Так прошло еще несколько дней. Котя нашла себе привычную приятную работу: вышивала узоры. Кашель ее уже почти не бил, не нападал тяжким ударом. Вскоре она достаточно окрепла, чтобы посмотреть весь дом. Ауда охотно показала свои «хоромы». Терем, в целом, оказался просто избой в два этажа с несколькими сенями и комнатами. Подклеть уходила почти под землю, но там царила сырость, поэтому посмотреть ее не дали.

Ауда не замолкала ни на миг, она охотно рассказывала, где и какие вещи, как получены, откуда привезены. Некоторые оказались из далеких неведомых стран, часть купленная, часть украденная, о чем Ауда не стеснялась говорить. На нее даже прикрикивал Игор:

— Ну, старая! Это в прошлом! Теперь я торговый гость!

— Знаю я, какой ты гость, — бесстрашно смеялась ему в ответ жена, но без зла. И он так же ухмылялся ей, подмигивал, а Котю будто и не замечал вовсе. По крайней мере, заговорить с ней не пытался, чему она лишь радовалась. Она с трудом не морщилась от таких речей и прибауток про воровство. К счастью, у Игора находилось много дел, он отлучался из терема, но зато неизменными стражами оставались его люди, мрачные мужики, все с оружием. У многих оказались длинные изогнутые мечи, от жителей Ветвичей наемники отличались смуглыми лицами и горбатыми носами.

— А вот здесь-то мы уже столы скоро расставим, — показывала нижнюю горницу и сени Ауда. Похоже, подготовка к свадьбе увлекала ее больше, чем остальных. Коте снова чудилось, словно все происходит не с ней, не по-настоящему. Две недели в бреду, полумрак верхней горницы — все выглядело дурным сном. Достаточно только открыть глаза. Но не удавалось. И далекий зов ничего не говорил, лишь жег и мучил — он как будто совсем приблизился. Котя выглядывала из всех окошек, нарочито интересуясь унылым видом на двор или на лес. Она надеялась заприметить оранжевые глаза у околицы или уже возле терема. И одновременно страшно переживала за прекрасного неведомого зверя. Возможно, он бы уже никогда не вернулся, ведь он ничего не обещал.

— Вот тут, во главе стола, жених с невестой сядут, — объясняла Ауда, указывая на стенные лавки.

— Почему на свадебный пир нельзя родных пригласить? — вздохнула Котя.

— Нельзя. А то узнают, чего не следует. На праздник-то съедутся все давние знакомые Игора. Все-все, кто дурман-траву ему помогает возить из Аларгата, кто продает ее по всем Ветвичам. Обещали прислать подарки. Он на праздник не поскупился, ты уж поверь, — довольно отвечала Ауда. — Вот и тебя скоро оденем в шелка да бархат. А убор тебе какой придумал! Эх, а у нас свадебка была под открытым небом, и оба в лохмотьях стояли. Посмотрели тогда друг на друга — и рассмеялись. И брачным ложем первым был у нас лесной мох.

Она вновь улыбалась воспоминаниям. Кто-то радовался и такой неправильной жизни, но Котя ужасалась, что навеки ее измажут в черной смоле бесчестных дел жениха-старика. И если бы еще привязалась к нему, как Ауда в свое время! Женское сердце непостижимое, порой принимает и беззаконие по слабости своей природы, лишь почуяв силу мужчины. Не каждая понимает, для чего эта сила — во вред ли или во благо.

— Только у вас-то он все равно любимый был, — со скрытой завистью пробормотала Котя.

Ее нараставшую с каждым днем привязанность к созданию Хаоса тоже многие сочли бы страшным преступлением, едва ли не более тяжким, чем воровство.

— А тебе постылый. Знаю, — отмахнулась Ауда то ли с сочувствием, то ли с издевкой; милосердие из нее выжгла жизнь. — Но перетерпишь и привыкнешь. Все привыкают. К чему угодно можно привыкнуть, если не думаешь об этом. Вот вроде оно есть, а ты его не видишь, не слышишь, не чувствуешь. Этому я в доме увеселений научилась. Тяжелее мне было, чем тебе, глупая. Тогда еще не запретили их, нас никто и не думал защищать.

Котя только вздохнула, не найдя, что ответить. Следующие несколько дней они почти безвылазно просидели в высокой горнице, вышивая рушники и рубахи. Царило тягучее молчание, разговоры не складывались, а красиво петь ни одна из них не умела. Ауда выглядывала в окошко и наставляла:

— О, тихо сидим в горнице. Гости прибыли. Сейчас с дурман-травой мешки сгрузят, в подклеть унесут. Носу не кажем, а то еще осерчает.

Игор улаживал перед пиром свои темные дела, получал, наверное, звонкую монету, потому вместе с гостями прибывал товар.

— Что такое дурман-трава? Страшное такое слово, — спрашивала Котя, не представляя, что же так затуманило сознание отчима в тот роковой день.

— Отчего же страшное? Дурман-трава и нужной иногда бывает, — отозвалась Ауда. — Например, когда у человека боль сильная. Он выпивает настойку и засыпает. Или когда врачевать надо. Знаешь, как кричат люди, когда им без дурман-травы приходится руку или ногу отнимать? Вот! Не знаешь! А я видела как-то. Ехали мимо деревни раз, давно еще, а там охотника медведь подрал. Нас еще тогда благодарили за чудесный настой. Охотник, правда, все равно умер, но зато спокойный и даже будто счастливый.

— Так что же, дурман-трава, чтобы умирать счастливым?

— Нет. Можно и жить. Когда совсем тоска на сердце. Только потом без нее радости уже не чувствуешь сам, — вздохнула Вея.

— Игор-то как разбогател? Продавал и продает лекарям половину, ему все благодарны. А вторую половину — уже без ведома слуг князя, — не без хвастовства продолжала Ауда. — Уже для тех, у кого тоска на сердце. В домах увеселения и харчевнях придорожных можно попросить всегда к меду сыченому или вину зеленому, если их не хватает, чтобы печаль залить. Главное, условный знак понимать.

— И все-таки это зло.

— Зло-добро… О чем толкуешь? — возмущалась Ауда. — К чему? Вон тебя саму продали ни за что, долг тот на самом деле покрыли бы твои золотые браслеты заморские. И как тебе после этого жить?

«Только кто долги-то честным людям навешивает? Кто дурман-травой с пути правды уводит?» — злилась Котя, не принимая никаких оправданий, но невольно призналась:

— Тяжело.

— Вот и вижу, что тяжело. А сколько таких, как ты? А скольких продают в дома увеселения? Или еще куда. Да и просто, не все могут выдержать свою жизнь. Вот и просят сонных видений, — воодушевленно говорила Ауда, не отрываясь от споро идущей работы, но вдруг остановилась и, уставившись в пол, добавила: — Каждый имеет право умирать счастливым. Разве нет? Вот и подумай, дурное Игор делает или нет.

Котя сжимала кулаки, сдерживалась, но, в конце концов, вскочила с места, выбежала на середину горницы и закричала:

— Дурное. Совсем дурное! Люди потом еще хуже себе делают, только в видениях и живут. Или вы мне дурман-травы предлагаете?

В ней теснился бунт, хотелось выбежать прочь из терема. Она уже жалела, что ее нашли в снегах. Умерла бы или нет — природа в лесу решила бы, а теплый мех Вен Аура согрел бы не хуже шкуры убитого зверя.