– Все равно, белые всегда останутся нашими врагами.
– Там не только белые. Есть люди с таким же цветом кожи, как у нас. И у них собственное государство, сильное и процветающее.
– Это, по-твоему, причина, по которой они могут нам помочь?
– Нет, конечно. Когда дело дойдет до реальной военной помощи, они выдвинут ряд условий. Совет Содружества заведомо не сможет их выполнить. А мы можем.
– Какие условия?
– Предоставить право голоса всем свободным мужчинам Галаада. Уравнять всех, невзирая на племя и сословие.
– Ты и впрямь спятил, молодой Нокс. И твои язычники тоже. Если Совет Содружества отвергнет такие условия, кто осудит их? Как можно равнять воина и арендатора, чероки, пауни и белого?
– Это возможно. Они там, за океаном, называют это «демократия». Но это не все, военный вождь. Большинство стран, входящих в заморские союзы, отменили у себя рабство. И они могут потребовать – и, скорее всего, потребуют – отмены рабства в Галааде.
Вот тут Такертокер пришел в неподдельную ярость.
– Если ты не лжешь – пусть они лучше приходят нас завоевывать! Потому что отмена рабства разорит не только Союз племен, но и весь Галаад! Кто будет работать на плантациях? Чем мы будем торговать?
– Именно так ответит посланникам язычников генеральный судья.
Такертокер взял себя в руки.
– И что ты предлагаешь? Уничтожить себя самим? Самоубийство запрещено Писанием, знаешь ли.
– В первую очередь я предлагаю взять власть. Чем слаженней будут наши действия, тем меньше потери. У нас будет сила. А с силой считается всякий.
– Горожане никогда не признают власти Союза племен, да и нам не нужны их города. Наименьшие потери, говоришь? Это будет всеобщая резня.
– Я не говорю, что новое правительство будет правительством Союза племен. Есть такое слово «коалиция», я позже объясню, что оно значит. Наши представители войдут в новое правительство. Но ты прав: белое большинство нас не признает. Поэтому нам нужны союзники, которые устроят это большинство.
– И где нам таких найти?
– Искать не придется. Это братство Гидеоново.
– Нокс, мы курили сегодня чистый табак с моих плантаций, а не дурную траву! С какой стати гидеониты будут договариваться с чужеземцами? Для них даже нынешнее правительство Содружества погрязло в грехах, в чем я обязан с ними согласиться, – а чужеземцы и вовсе гнусные идолопоклонники. Я уж промолчу о том, что они – белые и наши враги.
– В первую очередь, они враги правительства. А враг правительства – наш союзник, не так ли? И среди них есть разумные люди. Они знают, что могут вести партизанскую войну до бесконечности, но выиграть эту войну сумеют, лишь создав полноценную армию. Это они способны сделать лишь с нашей помощью – и оружием чужеземцев.
– Все это лишь твои домыслы, Нокс. Гидеониты – ревнители слова Божия и ненавистники нашего народа. Они никогда не примкнут к нам.
– А если их вожди придут к тебе – ты будешь с ними разговаривать?
– Если они придут и предложат союз… Что ж, посмотрим. Но этого никогда не будет, молодой Нокс. И никогда эта страна не примет условий этой – как ты сказал? – демократии.
Правительство вело борьбу с братством Гидеоновым так давно, что жителям Галаада казалось, что это противостояние было вечным. Хотя в сравнении с квакерами гидеониты были еще молоды. В последние годы, когда вооруженные столкновения из пустошей и предгорий переместились на улицы городов, противостояние стало и особенно жестоким. Стража Совета и городские полицейские рыскали по улицам в поисках тайных молитвенных домов гидеонитов, одновременно служивших им оружейными складами. И нередко находили. Но искоренить заразу в корне не удавалось никак: слишком уж она распространилась, слишком уж много было тех, кто винил правительство во всех несчастьях Галаада, и по этой причине готов был предоставлять убежище гонимым ревнителям заповедей.
Об этом размышлял Илай Нокс, сидя в отдельном номере питейного дома вдовы Корбин. Да, в Галааде, славном строгостью нравов, имелись и такие заведения, в последние годы даже и в Нью-Бетлехеме, а уж в Хевроне, городе портовом, тем более. Впрочем, в Нью-Бетлехеме индейца, какое бы высокое место в иерархии Союза племен он ни занимал, могли бы и не пустить на порог. Иное дело Хеврон – в питейные дома допускались не только индейцы и темнокожие вольноотпущенники, но и чужеземцы. Нередко это заканчивалось драками – еще один повод возмутиться падением нравов. И за домами, где такое случалось, следили особенно бдительно.
Однако питейный дом вдовы Корбин к таким заведениям не относился. Вдова правила здесь железной рукой, не допуская никаких безобразий. Из напитков подавалось только пиво – но уж пиво водой не разбавлялось, а девушки, подававшие его, были не из тех, кого в прежние времена выставляли к позорному столбу и побивали камнями. Но и такое заведение добрых правил было, по понятиям гидеонитов, гнездилищем всех пороков. Многие из них предпочли бы отрубить себе руку, чем переступить порог подобного притона.
Но когда, в сопровождении одной из служанок вдовы, в номер вошел человек в матросской робе и шляпе с обвислыми полями, Нокс не выразил никакого удивления. Между тем, человеком этим, если внимательно приглядеться, был Эзра Скарборо, один из вождей братства Гидеонова.
– Эбби, принеси нам кувшин стаута и дай знать, если заметишь что подозрительное.
Девушка – опрятная, в темном платье, чистом переднике и белом чепце – кивнула. Быстро выполнив заказ, она удалилась. Скарборо не выразил негодования по поводу греховности места сего, а также присутствия Нокса (что бы там ни твердил Такертокер, в братстве Гидеоновом состояли не только потомки белых поселенцев).
Он уселся за стол, налил себе в кружку стаута – коричневого, цвета хорошей пахотной земли, и без предисловия заявил:
– Раз ты вернулся живым, значит, все прошло не так плохо.
Эти двое были примерно одного возраста, Скарборо – на два года старше, повыше ростом и сложением не столь плотен, однако сильно ошибся бы тот, кто счел бы его слабым. Как и Нокс, он был смешанной крови, хотя это заметил бы только очень внимательный наблюдатель – а от взглядов таких Скарборо удавалось уклоняться.
– Угадал. Я говорил тебе: если старик не убьет меня сразу, полдела сделано. Я изложил ему все, что нужно… в общих чертах. Не могу сказать, чтоб он встретил это с великой радостью, но, уверен, мне удалось заставить его задуматься.
– Но что он сказал насчет союза?
– Не отказал напрямую. Но, как нетрудно понять, моего посредничества недостаточно. Он хочет личной встречи с вождями гидеонитов.
– Я бы мог с ним встретиться хоть сейчас.
– Но что скажут остальные? Преподобный Эпес? Сеттл Пламенный?
– В этом и дело. Я прячусь тут не столько от ищеек Совета, сколько от своих же. Для них выпить кружку пива в воскресный день – хуже, чем убить человека. А убить язычника – гораздо, гораздо лучше, чем выпить ту кружку… И если речь пойдет о том, чтоб заручиться поддержкой филистимлян, они мне глотку перервут.