И вот тогда посмотрел он на меня. В глаза посмотрел, и молвил тихим голосом:
— Ты не знаешь меня, Веся. Ничего обо мне не знаешь. Знала бы — еще тогда, когда даже встать не мог, убила бы без жалости. Ты решение приняла? Поверь, проведала бы кто я, изменила бы в тот же миг. И да, ты правду мне сказала, да только я промолчал, в этом моя вина, большая вина. И за волков твоих… мне, боюсь, вовек не расплатиться. И за доброту твою, и за заботу бескорыстную — тоже. Ты прости меня, Веся, но все что я могу сделать для тебя — уничтожить Гиблый яр. Вот моя плата, пусть и мизерная.
Его слова я выслушала молча.
Постояла, слезы рукавом утерла, да и спросила прямо:
— Охранябушка, ты уж будь так любезен, на один только вопрос мне ответь — А ГИБЛЫЙ ЯР В ЧЕМ ВИНОВАТ?!
Сорвалась на крик, не сдержалась.
Отвернулась тот час же, прошлась по грани звезды пятиконечной, успокаиваясь, постояла, клюку сжимая, и не оборачиваясь, спокойно уже сказала:
— Гиблый яр — это лес, охранябушка. Отравленный, больной, нуждающийся в лечении лес. Кто право тебе дал убивать раненного? Кто, маг?
И я развернулась к нему.
Стоял охранябушка с лицом каменным, молча стоял — нечего было сказать ему. Просто нечего.
— Помочь хотел? Расплатиться? Так ты уже помог, охранябушка, уже, понимаешь ты это? Ты меня от знака Ходоков спас! И меня, и лес мой, и чащу Заповедную. А в этом лесу ведунью не спас никто! Никто не предупредил! Никто не помог! Никто из беды не выручил! Отплатить мне хочешь платой не мизерной? Так помоги! С Гиблым яром помоги! Большего мне не требуется. И имя твое знать мне не надобно! Твое это имя. Твое прошлое. Твоя боль, не моя. А теперь на волков моих посмотри, охранябушка, и уж прости, но как их из лесу спасать — тебе придумать придется. У меня сил не осталось.
И рухнула. Прямо в центре звезды нарисованной и рухнула.
Полежала, глядя на звезды, что над Гиблым яром сверкали точно так же, как и над любым другим лесом. И вроде даже думать об этом не хотела, а вот сейчас упорно, ох и упорно лезла страшная мысль — а каково его имя? Почему решил, что возненавижу, коли узнаю? Откуда, такая уверенность? Кто он, раб, которого спасла от смерти страшной, от участи несправедливой?
И хочу ли я знать имя его?
Села, огляделась.
Нежить на поляне поутихла, сжалась даже как-то, в размерах уменьшилась, и в целом, неожиданно, пыталась слиться с обстановкой окружающей. Сразу то я не приметила, сейчас вот призадумалась — охранябушка мечом и огнем по яру прошел, но вот он парадокс — не видела я там столько останков, чтобы утверждать, что бой шел не на жизнь, а на смерть. И так если подумать — мы с волками больше тварей уложили, нежели маг… А еще вдруг подумалось мне — долго нежить к нам сбегалась, бежали долго. Но ведь и до того момента как в яр я вошла они тоже бежали, только я ведь решила что к охранябушке, а сейчас вдруг подумала — если бы к нему бежали, то до нас добрались бы быстрее… А так-то, получается они не к нему мчались… они от него спасались!
— Свет… — прошептала, спуская с ладони огненный шар.
И тот, осветив все вокруг, поднялся надо мной, увеличивая радиус освещения, а я… огляделась я.
Огляделась, и замерло сердце ретивое.
Не было боя здесь — было побоище.
Не было сражения — казнили тут.
И не сражался охранябушка — в жертву приносил.
И с болью вспомнила слова мага: «Ты не знаешь меня, Веся. Ничего обо мне не знаешь. Знала бы — еще тогда, когда даже встать не мог, убила бы без жалости. Ты решение приняла? Поверь, знала бы кто я, изменила бы в тот же миг!»
Его слова в висках бились болью.
Его слова…
Я медленно поднялась, глядя на архимага и чувствуя себя не просто пустым местом, а той кого с грязью смешали. И я увидела все — его потухший взгляд и напряженные плечи. Меч, и где только раздобыл, окровавленный, отброшенный в сторону за ненадобностью, головы тварей, красная кровь ведь только у них и оставалась, от того ее и использовал, и знаки страшные, огненные на самой земле.
Я знала его имя.
Захотела бы — узнала бы раньше. Головой бы думала — узнала бы, едва в Гиблый яр вступила.
Огнем и мечем… огнем и мечом — я же сразу увидела это, сразу определила… жаль, о значении увиденного не подумала.
— Агнехран, — тихо сказала, глядя на того, кто был самым чудовищным, самым жестоким, самым беспощадным из всех ныне существующих магов. — Агнехран — хранящий огонь.
Маг не дрогнул, встретил правду мужественно. Не гордился, нечем было гордиться, но видно было — оправдываться не станет. Не таков он, первый архимаг не королевства — а всего континента. Не таков… Суровый слишком. Жестокий, и слухами о жестокости его земля полнится. Непобедимый… Вот теперь не удивлена я, что опосля нанесения печати магической, он сумел двух архимагов на тот свет отправить. Другой бы не смог — а этот был способен на все.
Агнехран — хранящий огонь.
Огнем он прошел по многим странам, многим жизням, многим ведьмам. От мага простого поднялся так, что перед ним даже короли голову склоняли, и не столько из уважения, сколько из страха, даже ужаса. И было от чего священный ужас испытывать…
Несколько секунд я стояла, сжимая клюку и тяжело дыша, пыталась выдержать и этот удар. Правду сказал мой «раб» — знала бы кто он, убила бы в тот же день. В тот же миг. В ту же секунду. Убила бы без сожалений и жалости… тогда, но не сейчас. Сколько бы ни было ненависти к архимагу Агнехрану, передо мной мой охранябушка стоял… Мой. Ради меня в Гиблый яр сунувшийся, ради меня себя в жертву принести собирающийся.
«Да как же ты вообще в этом жестоком мире появилась такая?!»…
Он ведь это искренне сказал, и так же искренне пошел умирать… ради меня. Мой охранябушка. Мой гордый, сильный, хозяйственный и такой невероятно ставший близким охранябушка… Я на него смотрела, и я его хоронила…
В своем сердце хоронила.
Тяжело было, больно так, словно могилу голыми руками копала, да… все же выкопала. Потому что нет больше охранябушки, нет и никогда не было. Была одна глупая ведьма Веся, и один почти сломленный архимаг Агнехран, который просто оказался слишком гордым, чтобы быть этой глупой ведьме хоть чем-то обязанным. И который, видимо, не верил, что я смогу снять с него печать.
А я сниму.
Ради Гиблого яра, и в память о моем охранябушке, которого похороню здесь и сейчас.
— Прости, — помертвевшие бледные губы шевелились с трудом, — в мой лес ты не вернешься.
Усмехнулся, так что ясно стало сразу — другого и не ждал. Иного, такому как он, ждать и не следовало.
А я…
— Об одном прошу, — прошептала, глядя в его синие глаза, — волков моих сбереги… пожалуйста.