Леонард Коэн. Жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Сильвия Симмонс cтр.№ 7

«Мы не могли насытить свой голод. Тогда было не так, как теперь, если у тебя была девушка, вы не спали вместе. Я просто хотел обниматься» [15].

В те же пятнадцать лет, когда Леонард открыл для себя поэзию Лорки, он купил в ломбарде на Крейг-стрит испанскую гитару за двенадцать канадских долларов. Прежде он пробовал играть на укулеле (как загипнотизированная девушка в «Любимой игре»), и благодаря этому у него почти сразу получилось взять несколько простейших аккордов на первых четырёх струнах гитары. Игре на укулеле — как и гипнозу — он учился по книжке, а именно по знаменитому самоучителю 1928 года, который написал музыкант по имени Рой Смек, прозванный «Кудесником струн». «Я упомянул об этом в разговоре с кузеном Лаззи, который был очень добр ко мне после смерти отца: он брал меня с собой на бейсбол, мы смотрели игры «Монреаль Ройалс» — первой команды Джеки Робинсона. Однажды он сказал мне: «Рой Смек будет играть в El Morocco (был такой ночной клуб в Монреале), хочешь с ним познакомиться?» Я не мог пойти на концерт, потому что несовершеннолетнего не пустили бы в ночной клуб, но он отвёл меня к Рою Смеку в номер в отеле, и так я встретился с великим Роем Смеком» [16].

В 1950 году, отправляясь в очередной летний лагерь (Кэмп-Саншайн в Сент-Маргерит), Леонард взял гитару с собой. Там он начал петь фолк-песни¹⁷¹ и впервые обнаружил, какие возможности музыкальный инструмент открывает перед ним в плане социализации.

— В пятнадцать лет вы всё ещё ездили в летний лагерь?

— Я был вожатым. Это был еврейский общинный лагерь для детей, чьи родители не могли себе позволить более дорогие лагеря, а директором они наняли американца, который совершенно случайно оказался социалистом. Только что началась война в Корее, и он был на стороне северян. В то время только социалисты играли на гитаре и пели фолк-песни: они чувствовали, что идеология обязывает их учить эти песни и исполнять их. Так у нас появился экземпляр «Народного песенника». Знаете такой? Отличный сборник, с аккордами и табулатурами^, и тем летом я много раз сыграл его целиком вместе с Элфи Магерманом, племянником директора: у него была надёжная социалистическая репутация (его отец организовал профсоюз) и собственная гитара. Я начал учиться гитаре тем летом, снова и снова играя этот песенник от корки до корки. Меня очень трогали тексты этих песен. Многие из них были переписанными заново стандартными фолк-песнями. Например, ««Боевой гимн Республики» социалисты переделали так: «В наши руки отдана власть сильнее, чем накопленное ими золото, сильнее, чем мощь Адама, даже помноженная на миллион. Из пепла старого мира мы создадим мир новый, ибо союз даёт нам силу. Солидарность навсегда! Солидарность навсегда! Солидарность навсегда! Ибо союз даёт нам силу»^т. Там было много песен уоббли — вы слышали о таком движении? «Индустриальные рабочие мира», международный рабочий профсоюз. Чудесные песни. ««Одна девушка, член профсоюза, ничуть не боялась ни громил, ни глупых подлецов, ни штрейкбрехеров, ни помощников шерифа и их облав… Нет, вы не испугаете меня, я — с профсоюзом». Прекрасная песня.

Если по длине ответа на вопрос можно судить о степени энтузиазма, то Леонарда энтузиазм буквально переполнял. Через пятьдесят лет после поездки в Кэмп-Саншайн он цитировал песенник наизусть¹¹⁰¹. В 1949 или 1950 году гитара ещё не имела тех сильных визуальных ассоциаций и ореола сексуальности, которые приобретёт впоследствии, но Леонард быстро заметил, что девушек игра на гитаре ничуть не отталкивает. На групповой фотографии из летнего лагеря юный Леонард всё ещё мал ростом, пухловат и одет так, как никому не следует появляться на людях: белые шорты, белая рубашка-поло, чёрная обувь, белые носки, — но рядом с ним сидит шикарная блондинка, которая касается его колена своим.

Вернувшись домой в Уэстмаунт, Леонард продолжил интересоваться фолк-музыкой: Вуди Гатри, Лед Белли, канадские фолк-певцы, шотландские баллады, фламенко. Он вспоминает: «Именно тогда я начал находить музыку, в которую влюбился» [17]. Однажды он увидел, как у теннисных кортов в Мюррей-Хилл-парке черноволосый юноша играет на гитаре тоскливую испанскую мелодию. Вокруг него собралась стайка женщин. Таинственным образом «он приманивал их» своей музыкой [18]. Леонард и сам был очарован. Он стоял и слушал, а потом, улучив момент, спросил у юноши, не возьмёт ли тот его в ученики. Юноша оказался испанцем и по-английски не понимал ни слова. Перейдя на ломаный французский и активно жестикулируя, Леонард сумел получить телефонный номер пансиона в центре города, где остановился испанец, и тот пообещал, что придёт дать урок по адресу Бельмонт-авеню,

599.

В свой первый визит испанец внимательно осмотрел гитару Леонарда и признал её неплохой. Настроив её, он сыграл быструю последовательность аккордов в стиле фламенко: Леонард никогда не думал, что этот инструмент может издавать такие звуки. Вручив гитару хозяину, испанец дал понять, что теперь его черёд играть. У Леонарда теперь не было ни малейшего желания сыграть одну из разученных им фолк-песен, и он отказался, объяснив, что играть не умеет. Юноша поставил пальцы Леонарда на гриф и показал ему несколько аккордов. Затем он ушёл, пообещав вернуться на следующий день.

На втором уроке испанец объяснил, как играть аккордовую прогрессию в стиле фламенко, показанную им накануне, а на третьем уроке Леонард начал осваивать приём тремоло¹¹¹¹. Он прилежно занимался, стоя перед зеркалом и стараясь держать гитару так, как её держал учитель. На четвёртый урок учитель не пришёл. Леонард позвонил в пансион, и ему ответила хозяйка, сообщившая, что юного гитариста больше нет в живых: он совершил самоубийство.

«Я ничего не знал об этом человеке: ни почему он приехал в Монреаль, ни почему стоял в тот день у теннисных кортов, ни почему покончил с собой, — рассказывал Леонард шестьдесят лет спустя перед аудиторией из высокопоставленных членов испанского общества ^, - но эти шесть аккордов, этот гитарный паттерн — основа всех моих песен и всей моей музыки» [19].

В 1950 году в домашней жизни Леонарда произошли перемены: его мать вышла замуж во второй раз, за фармацевта по имени Гарри Остроу. «Очень приятный, непрактичный человек, настоящий миляга», — таким вспоминает его кузен Леонарда Дэвид Коэн. С отчимом Леонард, по-видимому, не сблизился, но они хорошо относились друг к другу. По странному совпадению второй муж Маши тоже вскоре получил неутешительный диагноз. У матери все мысли были заняты заботой о тяжело больном человеке, сестре уже исполнилось двадцать, и она тоже обращала мало внимания на брата-подростка — в результате Леонард оказался предоставлен самому себе. В свободное от уроков и прочих школьных дел время он либо писал стихи у себя в спальне либо — всё чаще — слонялся по Монреалю вместе с Мортом.

Морту уже исполнилось шестнадцать, в этом возрасте закон уже позволял водить машину, и он брал один из двух семейных «кадиллаков», спускался с холма и подъезжал к дому Леонарда. «Одним из наших любимых занятий было часа в четыре утра кататься по улицам Монреаля, особенно по старым кварталам, мимо гавани и дальше на восток, там, где нефтеперерабатывающие заводы», — вспоминает Розенгартен. «Мы искали девушек — мы думали, что в четыре утра по улицам ходят прекрасные девушки, которые ждут не дождутся встречи с нами. Конечно же, там не было ни души». Они катались даже в самые снежные ночи, по пустым улицам — включали печку и ехали на восток, в сторону Восточных кантонов, или на север, в сторону Лаврентийских гор, и Морт, сидя за рулём «кадиллака», прорезал в снегу чёрную линию, словно Моисей, тренирующийся перед тем, как провернуть свой знаменитый трюк с Чермным морем. Они разговаривали о девушках и вообще обо всём на свете.