Они крутились, пока луна не превратилась в белое веретено, вращающееся в небе. Они танцевали, пока у нее не заболели легкие, а волосы на шее не стали влажными.
Песня закончилась, и Квинн нежно поцеловал ее в лоб. В молчаливом согласии они сошли с танцпола и, взявшись за руки, направились к мотелю.
По возвращении Ника сказала Квинну:
– Знаешь, когда мы пересечем границу, ты сможешь получить новый паспорт в ирландском посольстве. Ты сможешь уехать домой.
– Я ни за что не оставлю тебя, – уставился на нее Квинн.
Он выглядел так, как будто хотел сказать больше, но у стойки регистрации стоял, подбоченившись, Бастиан и наблюдал за ними.
– Какие вы, дети, милые, – усмехнулся он.
– Иди подглядывай в другом месте, – презрительно кинул ему Квинн.
– Берегись. Поломанные ребра заживают гораздо дольше, чем ушибленные, – пригрозил Бастиан.
Ника напряглась. Она буквально видела, как ненависть закипает внутри Квинна, готовая прорваться наружу. Инстинктивно она обняла его за плечо и оттащила от края ярости.
Он сопротивлялся, и Ника, потянув сильнее, поцеловала его, чтобы отвлечь от грозящей перепалки.
– Спокойной ночи! – мягко пожелала она Квинну, когда тот остыл.
На его лице мелькнуло удивление, затем последовало понимание и благодарность.
– Спокойной ночи, – так же мягко ответил он.
Бросив последний, исполненный ненависти взгляд на Бастиана, он повернулся и ушел.
– Сладких снов, – пожелал Бастиан. – Пусть они помогут вам противостоять кошмарам завтрашнего дня, – добавил он загадочно.
– Ты больной, – ответила ему Ника.
Она слышала, как хихикнул Квинн, когда за ней закрывалась дверь.
* * *
Бастиан не лгал, обещая им кошмар. Во-первых, он разбудил их в пять часов утра, распахнув жалюзи, за которыми оказалась лишь тоненькая полоска восходящего солнца на горизонте.
– У вас пять минут! – рявкнул он.
Выйдя на улицу, четверо подростков погрузились в фургон, как сонные сардины, молчаливые и не особенно подвижные.
Ника чувствовала себя примерно как перед ранним рейсом или в первый день учебы после каникул: своего рода сонливый, тревожный транс. Нервное ожидание не покидало ее в фургоне. Она прекрасно понимала, что, возможно, ей не удастся пересечь границу легально, поскольку фальшивый Чед говорил, что она занесена в какой-то список.
Возможно, впрочем, как и все, что он сказал, это тоже было ложью. Она пыталась не думать о том ужасном сыром туннеле, когда они выехали из Тихуаны и фургон понесся по залитой рассветным солнцем пустыне.
Кактусы самой невероятной формы, разбросанные повсюду вокруг, словно вздымали руки к небу в приветствии. Ника все более утверждалась в ощущении, что она что-то упустила. Что-то пошло не так. Они ехали в никуда.
Возможно, вход в туннель был посреди пустыни? В прошлый раз ее накачали снотворным, поэтому она никак не могла бы узнать, была ли здесь. Но все же что-то было не так. На сердце у нее было неспокойно.
Бастиан свернул на грунтовую дорогу без опознавательных знаков, что заставило Нику подумать о безымянных могилах. Лицо Квинна отражало явно те же сомнения, что беспокоили ее. Куда они направляются? Может, их казнят в пустыне? Ника не могла определить, порождены ее мысли логикой, истощением или паранойей. Казалось, Квинн переживает ту же дилемму. Его взгляд метался по пустыне, как будто он надеялся раскрыть ее секреты и понять, куда их везут.
Интеграл, пребывавший в полусне большую часть поездки, вдруг заинтересованно выглянул в окно. Процесс напряженного анализа отразился на его покрасневшем лице. Ника поняла, что ее друзья тоже не здесь переходили границу. Куда Бастиан везет их? Фургон остановился у чего-то, похожего на заброшенную стройку. Большое здание песочного цвета стояло без дверей и окон.
Они последовали за Бастианом через пустынный двор и направились туда, где собралась небольшая толпа. Белый грузовичок был припаркован у какой-то грязной ямы; задний борт его кузова опущен.
Ника присмотрелась к собравшимся. Их было девять человек: водитель грузовичка, который курил у открытой двери с водительской стороны; четверо мужчин с рюкзаками, сидевших в углу, истрепанные долгим путешествием; женщина на сносях, ее муж и их маленький ребенок – мальчик лет примерно шести. Никто из них не обратил внимания на вновь прибывших.
Девятый, мужчина в балаклаве, стоял, присматривая за двумя десятками промышленных стиральных машин.
Ника слышала, как Квинн прошептал: «О нет». Страх проник к ней в живот с тембром его голоса.
– Это очень неудачная шутка! – воскликнул Интеграл, с ужасом глядя на Бастиана.
Ника смотрела на стиральные машины, начиная соображать, когда что-то щелкнуло и замкнулось на ее лодыжке. Она ошарашено посмотрела вниз, на свою ногу. Бастиан улыбнулся ей с выражением полуугрозы, полуобольщения.
– Электронный браслет, – объяснил он.
Он бросил еще один браслет Квинну и два Интегралу. После некоторых колебаний Саймон встал на колени, чтобы надеть браслет на ногу Эмбер.
– Я также оставляю у себя ваши паспорта… да, у меня есть ваши паспорта, – добавил Бастиан.
Из своей сумки он вытащил пакет с пузырьками.
– У вас тридцать пять дней, – сказал он.
Квинн больше не в силах был сдерживаться.
– Я убью тебя, – прорычал он, и Нику охватил ужас – она осознавала, что добрый, нежный, покровительственный Квинн говорит вполне серьезно; Бастиан довел его до этого.
Бастиан лишь улыбнулся и полез в пакет с пузырьками. Он вытащил один и разбил его о землю.
Интеграл ахнул.
– Тридцать четыре дня, – сказал Бастиан.
Квинн уставился на мокрые брызги на земле, отмеченные осколками стекла. Образовавшийся узор выглядел как огромная снежинка.
– Ты конченый урод, – сказал он, сжав кулаки, и шагнул вперед.
Бам! Еще один флакон разбит. Интеграл вскрикнул, протестуя.
Бастиан усмехнулся.
– Тридцать три дня.
Ошеломленный, потерявший дар речи, Квинн оцепенел. Он виновато посмотрел на Эмбер, проверяя, насколько она расстроена потерей жизненно необходимого лекарства на два дня из-за его выходки. Если Эмбер была расстроена, то не показала этого – она лишь пожала плечами.
Удовлетворенный, Бастиан жестом подозвал мужчину в балаклаве, и тот немедленно подошел.
– Это Хавьер, он переправит вас.
Хавьер кивнул.