К северу от 38-й параллели. Как живут в КНДР - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ланьков cтр.№ 28

В 2004 году обменный курс колебался от 1600 до 2200 вон за евро, а в 2005 году он начал расти с невероятной скоростью, и после перипетий, связанных с неудачной денежной реформой 2009 года, стабилизировался на уровне 8000 вон за доллар. Таким он оставался с 2011 по 2019 год. Таким образом, при пересчете по рыночному курсу получается, что зарплата северокорейского генерала составляет 1 доллар.

Понятно, что эти цифры не значат вообще ничего – по целому ряду причин.

Во-первых, цены на товары и услуги в Северной Корее по многим позициям радикально отличаются от цен в развитых странах. На сумму, эквивалентную 25 долларам, в КНДР вполне можно прожить месяц – правда, в условиях, которые подавляющему большинству читателей этой книги показались бы крайне суровыми. Во-вторых, во многих случаях на работе люди получают не столько зарплату, сколько продовольственные пайки, которые и сейчас выдаются (если выдаются) фактически бесплатно. Большинство работающих уже давно не получает пайков, но вот в военной промышленности пайковая система по-прежнему функционирует почти в полном объеме. В-третьих и главных, большинство корейцев с 1990-х годов живут не за счет работы в госсекторе, а за счет тех доходов, которые им приносит сектор частный. Парадоксальным образом получателем таких доходов обычно является в семье не муж, а жена. По оценкам, в начале 2010-х доходы от деятельности в частном секторе составляли 70–80 % всех доходов северокорейских домохозяйств. При этом речь идет не только и даже не столько о доходах от собственного бизнеса: в частном секторе занято немало наемных работников, и они получают там зарплаты, которые заметно выше зарплат работников государственного сектора. Например, водитель грузовика частной службы междугородной доставки в 2019 году в удачный месяц получал 250–300 долларов – очень хорошие деньги для КНДР (впрочем, водители – одна из самых высокооплачиваемых групп в частном секторе). В-четвертых, после 2012 года Ким Чен Ын и его окружение осуществляют в стране экономические реформы, которые не только способствуют росту частного сектора, но и предусматривают, что государственные предприятия будут работать на основах рыночной экономики. На тех предприятиях, которые смогли встроиться в новую систему (а их не так мало – по крайней мере, было не так мало до того, как на КНДР обрушилась новая волна международных санкций), рабочие получают вполне приличные по скромным северокорейским меркам деньги. Другое дело, что эти деньги формально не включаются в их зарплату, а проходят как «премиальные», но кого это волнует?

Поэтому в Пхеньяне реальный средний доход семьи в 2018 году составлял примерно 60–100 долларов. Этот доход может включать в себя и «премии» (фактически зарплату), выплачиваемые хозрасчетными предприятиями, и доход от собственного бизнеса, и зарплату, получаемую на частном или получастном предприятии, – все зависит от конкретной ситуации в конкретной семье. Любопытно, что на некоторых крупных заводах наиболее квалифицированные рабочие могут получать сейчас и по 100–120 долларов в месяц. Мало, конечно, но больше, чем раньше (хотя все равно заметная часть жителей КНДР старшего возраста вспоминают о временах тотальной карточной системы с ностальгией).

На протяжении почти полувека Северная Корея была страной карточной системы. Зерновые пайки были введены в Северной Корее еще в марте 1946 года и первоначально выдавались только государственным служащим. На том этапе речь шла просто о субсидировании работавших на государство: зерновые по карточкам отпускались этим людям по низкой цене, в то время как граждане, на государство не работавшие, должны были приобретать зерно по рыночным ценам. Однако в конце 1950-х годов практически все жители КНДР стали работать на государство, а в декабре 1957 года решением Кабинета министров была запрещена свободная торговля зерновыми (кстати сказать, советское посольство, у которого тогда еще сохранялись некоторые возможности влиять на ситуацию, было обеспокоено этой мерой, и сам посол пытался убедить Ким Ир Сена в ее преждевременности). Собственно говоря, отсюда можно начинать отсчет истории всеохватывающей карточной системы в КНДР.

При этом надо иметь в виду, что в отношении северокорейцев к карточной системе есть одна интересная особенность, россиянам не слишком понятная. В прошлом в Советском Союзе и других странах, которым иногда приходилось вводить карточную систему, использование карточек рассматривалось как временная мера, как признак некой чрезвычайной ситуации. Подразумевалось, что при первой же возможности от карточной системы следует отказаться и вернуться к более традиционным формам снабжения населения через розничную торговлю. В Северной Корее, где всеобъемлющая карточная система просуществовала четыре десятилетия, у большинства населения (за исключением, пожалуй, молодежи) есть совершенно другая установка: считается, что карточная система – это норма, а вот ее отсутствие как раз является признаком глубокого неблагополучия.

Показательна в этом отношении история, которая произошла с моим знакомым южнокорейским социологом в конце 1990-х, когда он опрашивал северокорейских беженцев в приграничных районах Китая. Тогда южнокорейский коллега встретился с северокорейской бабушкой, которая перешла границу всего лишь неделей ранее. Бабушка поведала ему о том, что отныне она знает истинную правду о положении в мире. В том числе, сказала бабушка, ей теперь известно, что США – это очень богатая страна – «настолько богатая, что там даже младенцам дают по 800 г чистого риса (усиленный северокорейский паек. – А. Л.) в день!».

В Северной Корее за последние 20 лет изменилось многое, и подобных бабушек, наверно, не найти сейчас даже в самых глухих деревнях. Тем не менее представление о том, что карточки – это норма, остается, и неслучайно, что неудачная попытка восстановить карточную систему, предпринятая в 2005 году, официально именовалась «мерами по нормализации снабжения населения». Само это словосочетание однозначно указывало на то, что снабжение населения базовыми продуктами питания по карточкам для северокорейцев является нормальным, а отсутствие карточек – признаком чрезвычайной ситуации. Ностальгические воспоминания о временах Ким Ир Сена связаны именно с тем, что в годы правления Великого Вождя все население страны через карточную систему регулярно получало практически бесплатное продовольствие по утвержденным сверху нормам. Неслучайно, что последние 25 лет своей истории северокорейцы называют миконгып сидэ – буквально «эпоха, когда не отоваривают карточки». Именно отсутствие нормально функционирующей карточной системы воспринимается простыми северокорейцами как главная отличительная черта той эпохи, в которой они живут после смерти Великого Вождя Ким Ир Сена.

Строго говоря, во времена Ким Ир Сена в КНДР действовало несколько карточных систем, но главными из них являлись две: общенациональная централизованная система снабжения зерновыми (пэгып) и местная система снабжения продовольственными и потребительскими товарами (конгып).

Начнем с общенациональной централизованной системы снабжения зерновыми пэгып. Как уже говорилось, частная торговля рисом и любыми иными видами зерновых была окончательно запрещена в декабре 1957 года (до этого запрет на торговлю зерном вводился во время «малого» голода 1954–1955 годов, но потом был отменен). Формально этот запрет действует и сейчас, но на практике с начала 1990-х за его исполнением в целом перестали следить. Во времена Ким Ир Сена, то есть до начала 1990-х, сельскохозяйственные кооперативы сдавали весь урожай зерновых государству, а затем государство распределяло зерно среди населения через централизованную карточную систему. В рамках этой системы государство брало на себя твердое обязательство обеспечивать все население страны зерновыми по установленным сверху и единым для всей территории страны нормам, причем делать это почти бесплатно. Все горожане получали продовольственные карточки, дававшие право на приобретение в распределительном пункте определенного количества зерна.