Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века - читать онлайн книгу. Автор: Бенджамин Мозер cтр.№ 128

Однако такой работоспособностью она была во много обязана амфетаминам. Их начали продавать в год рождения Сьюзен, в 1933-м. Последствия использования препарата выяснили только спустя несколько десятилетий. Во время Второй мировой амфетамины давали летчикам, отбывающим на длительные перелеты, после войны «спиды» стали использовать поп-звезды, чтобы выдерживать изматывающий концертный график. Потом амфетамины стали продавать американским домохозяйкам в качестве средства для похудения (именно так они вошли в жизнь обычных людей). Приблизительно в это же время амфетамины открыли для себя битники – «Вопль» Гинзберга и «В дороге» Керуака были написаны на амфетамине. В обоих произведениях дерганая эйфория неизбежно сменяется периодами депрессии. Обычные амфетаминовые «качели».

Зонтаг в 60-х сидела на амфетаминах, порой очень плотно, и в целом она употребляла их четверть века ^[1137]. Амфетамины помогали сконцентрироваться, и даже если бы единственным эффектом было отсутствие сна, это уже привело бы к негативным последствиям. Не давать человеку спать – известная пытка. Но этим их эффект не ограничивался, препарат влиял на психику, а именно: приводил к личностным расстройствам так называемого Кластера В. Страдающие этими расстройствами часто бывают близки к психозу, и жизнь окружающих их людей становится очень неприятной. Среди симптомов: страх утраты, чувство безутешного одиночества, страстная потребность быть с кем-то рядом и при этом антисоциальное поведение, например грубость (людям на «спидах» сложно ощущать эмпатию), а также резкие перемены настроения. Страдающие личностными расстройствами Кластера В склонны драматизировать ситуацию, чтобы компенсировать чувство низкой самооценки, и склонны к привлечению к себе внимания и раздутию собственной важности. Они отчаянно стремятся к обожанию, следовательно, низко оценивают действия других людей.

В результате, как писала Вирджиния Вулф, «полиция ушла в отпуск». Последствия лечения рака, нескладывающаяся личная жизнь – все это давало о себе знать. Даже те, кто любил ее больше всего (скорее именно те, кто любил ее больше всего), удивлялись ее поведению. Зонтаг и раньше могла быть совершенно бесчувственной к проблемам других людей и занятой только собой, как она писала, «удивительно бестактной». Теперь же ее отношение к окружающим стало настолько вызывающим, что истории о ее поведении стали частью американского литературного фольклора.

Это объяснялось эксцентричностью легендарной дивы. Однако если вдуматься и почитать про влияние амфетаминов, то можно прийти к выводу, что ее поведение было поведением человека, страдающего личностными расстройствами Кластера В. Психологи шутили, что за аббревиатурой «В» скрывается слово bastard – сволочь.

Она попросила помочь отредактировать эссе о Сартре Гарри Индиану, который прочитал и был в шоке. «Ее привлекала эта тема. Конечно, ведь она торчала на «спидах», – сказал он. Именно Индиана в течение многих лет покупал ей амфетамин. Он был не единственным, кто удивился. Зонтаг рассказывала о зависимости Сартра, и Давид иронично заметил Хелен Грейвс: «При этом у нее нычки по всей квартире». Гарри удивило отношение Сьюзен и сам текст, который оказался очень настойчивым, повторяющимся, а мысль автора – сложно уловимой.

Она надеялась на то, что эссе напечатает Боб Силверс, которому текст показался «странным». В письме он уточнил, что в тексте слишком много прилагательных в превосходной степени («удивительный», «потрясающий», «изумительный»). Не имея никаких точных и убедительных доказательств того, что Сартр был зависимым от амфетаминов, Силверс резюмировал:

«Это окажется для многих сюрпризом. Главный вопрос в том, откуда и мы об этом знаем… Его разговоры с Бовуар – это единственный источник? Когда и как он упомянул об этом впервые? Ты очень настойчиво пишешь о его пакте с амфетаминами на стр. 4, но только на стр. 7 мы узнаем о том, что Бовуар с неодобрением говорила с ним о них в 1974 году. На стр. 5 ты пишешь, что в его ранних работах прослеживается амфетаминовый стиль. Он признавался в том, что начал в то время употреблять амфетамины? Он говорил о том, что «Св. Жене» был написан на амфетаминах (стр. 6)? Эти совершенно нормальные и естественные вопросы возникают, потому что читатель не понимает статуса связи, о которой ты говоришь. Читатель не знает, сообщил ли он все это тебе лично или это догадка, основанная на слухах и на диагностическом прочтении его работ…» ^[1138]

Силверс не напечатал это эссе. Чтение рабочих вариантов эссе – занятие еще более грустное, чем вынужденная констатация необоснованности обвинений и в целом мутный стиль. Можно констатировать потерю самосознания, потерю самого себя. «Я не позволю им это у меня отнять, – писала она однажды. – Я не позволю себя уничтожить».

В философском смысле непонимание «статуса связи» между художником и предметом его творчества переворачивает на голову традиционные возражения против метафоры, которая искажает то, что хочет показать художник. Возможно, что такое искажение является неизбежным последствием использования языка. Однако делать Сартра метафорой Зонтаг, не признавая, что он – это метафора, довольно странно. Именно это и отделяет фикшн от вранья. Все это было также отказом от революции феминизма и движения за права лиц нетрадиционной ориентации, чья правда вскоре будет продемонстрирована катастрофой СПИДа.

Болезнь, которая после туберкулеза и рака стала чумой XX века, появилась в США в конце 1980-го, через два года после публикации эссе «Болезнь как метафора». Зонтаг даже не могла представить себе лучшую иллюстрацию смертельности метафоры, чем эта болезнь. Ни феминистки, ни борцы за права геев в 60-х и 70-х не подозревали о том, как быстро их утверждения о связи физического тела и абстракции политики обернутся катастрофой для них самих.

СПИД актуализировал проблемы языка в политическом дискурсе. Комментаторам было сложно найти слова, правильно описывающие трагедию. Они искали военные метафоры для описания «вторжения», которое невозможно остановить. Некоторые из сложностей были такими же, с которыми сталкивалась Зонтаг при описании туберкулеза и рака. Но были и новые. Первая – говоря про СПИД, приходилось неизбежно говорить о гомосексуальном сексе. Надо было говорить четко, без позерства и религиозного морализаторства, без того, чтобы винить жертв или создавать лишнюю панику. Надо было говорить правильно, потому что это был вопрос жизни и смерти.