Эпидемия. Настоящая и страшная история распространения вируса Эбола - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Престон cтр.№ 61

Затем полковник Джакс усадил ее за стол для кровопускания вместе с капитаном Хейнсом, и вскоре она начала брать кровь у обезьян, потерявших сознание. Она ввела иглу в вену на ноге животного и взяла кровь. Глаза обезьян были открыты. Ей это не понравилось. Ей казалось, что они смотрят на нее.

Она пускала обезьяне кровь, когда вдруг ей показалось, что глаза животного шевельнулись и оно попыталась сесть. Оно проснулось. Оно ошеломленно посмотрело на нее, протянуло руку и схватило за руку, в которой был шприц. Обезьяна была очень сильной. Игла вышла из бедра, и из раны хлынула кровь. Затем животное начало тянуть ее руку к своей пасти! Оно пыталось укусить ее за руку! Она закричала:

– ДЕРЖИТЕ ЕГО КТО-НИБУДЬ, ПОЖАЛУЙСТА! ОН ВСТАЕТ!

Капитан Хейнс схватил обезьяну за руки и пригвоздил ее к столу, крича:

– У НАС ОДНА ПРОСНУЛАСЬ! НУЖЕН КЕТАМИН!

Игла, вырванная из бедра обезьяны, перерезала ей вену на ноге. В ноге тут же образовался кровавый шар размером с бейсбольный мяч. Он становился все больше и больше, кровь заливала кожу, и Ронда чуть не разрыдалась. Она прижала ладони к кровяному шарику, чтобы остановить внутреннее кровотечение. Сквозь перчатки она чувствовала, как набухает кровь. Шар крови с Эболой.

Подбежавший солдат ввел обезьяне двойную дозу кетамина, и она обмякла.

Во время кризиса Питер Ярлинг каждый день работал в скафандре в своей лаборатории, проводя тесты на образцах обезьян, пытаясь определить, где и как распространяется вирус, и пытаясь получить чистый образец изолированного вируса. Тем временем Том Гейсберт всю ночь напролет разглядывал в микроскоп клеточные ландшафты.

Иногда они встречались в кабинете и закрывали за собой дверь.

– Как вы себя чувствуете?

– Устал, но в остальном я в порядке.

– Голова не болит?

– Нет. Как вы себя чувствуете?

– Отлично.

Они были первооткрывателями штамма, и казалось, что у них будет шанс дать ему имя, при условии, что они смогут изолировать его, и при условии, что он не изолирует их первыми.

Ярлинг ушел домой ужинать с семьей, но позже, прочитав детям их сказки и уложив их спать, он вернулся в Институт и работал допоздна. Весь Институт был охвачен активностью, все горячие лаборатории были полны людей и работали круглосуточно. Вскоре он уже снимал одежду в раздевалке и надевал хирургический костюм, а затем скафандр, чувствуя себя сонным, теплым и сытым после ужина, стоя лицом к стальной двери, украшенной красным цветком, и не желая сделать еще один шаг вперед. Он открыл дверь и прошел на горячую сторону.

Он все это время проверял свою кровь и кровь Гейсберта и гадал, не появится ли в ней вирус. Он не думал, что это возможно. «Я не стал подносить пробирку к носу. Я просто помахал над ней рукой». Они все время делали это с бактериями в больничных лабораториях. Раньше обнюхивание культур в лабораториях было стандартной процедурой – так можно было выяснить, как пахнут бактерии, узнать, что некоторые их виды пахнут, как виноградный сок Уэлча. Вопрос о том, заразился ли он, Питер Ярлинг, лихорадкой Эбола, стал несколько более насущным с тех пор, как смотрителя вырвало на лужайку. Этот парень не порезался и не укололся иглой. Таким образом, если этот парень заразился Эболой, он мог подхватить ее, вдыхая воздух.

Ярлинг отнес в шкаф несколько стекол с пятнами собственной сыворотки крови, закрыл дверь и выключил свет. Он дал глазам привыкнуть к темноте и, как обычно, попытался разглядеть что-нибудь в микроскоп через лицевую пластину. Затем панорама поплыла в поле зрения. Это был океан его крови, простирающийся во все стороны, зернистый и таинственный, слабо светящийся зеленым. Это было обычное свечение, этот слабый зеленый свет не был поводом для беспокойства. Если зеленый цвет станет ярче, это будет означать, что в его крови поселилась лихорадка Эбола. А что, если кровь вспыхнет? Как он мог судить, действительно ли она светится? Насколько зеленый – это зеленый? Насколько я доверяю своим инструментам и своему восприятию? И если я обнаружу, что моя кровь светится, как я сообщу о результатах? Мне нужно будет сказать Си Джею, что, возможно, мне не нужно отправляться в Тюрягу. Меня можно было бы держать прямо здесь, в моей собственной лаборатории. Я сейчас на 4-м уровне биобезопасности. Я уже изолирован. Кого я могу заразить здесь, в лаборатории? Никого. Будь у меня положительный результат на Эболу, я мог бы жить и работать здесь.

Ничего не светилось. Ничто не реагировало на его кровь. Его кровь была в норме. То же самое с кровью Тома Гейсберта. Что касается того, будет ли их кровь светиться завтра, послезавтра или послепослезавтра, только время покажет, но он и Гейсберт выходили из инкубационного периода.

В одиннадцать часов вечера он решил, что пора возвращаться домой, вошел в шлюз и дернул за цепочку, чтобы запустить цикл дезинфекции. Он стоял в сером свете в серой зоне, наедине со своими мыслями. Здесь, в химическом тумане, он почти ничего не видел. Ему пришлось ждать семь минут, пока цикл завершится. Ноги просто убивали его. Он так устал, что не мог встать. Он протянул руки и схватился за трубы, по которым в душ подавались химикаты, чтобы удержаться на ногах. Теплая жидкость потекла по его скафандру. Он чувствовал себя здесь комфортно и безопасно, окруженный хлюпающими жидкостями, убивающими вирусы, шипением воздуха и ощущением волнения на спине, когда химикат играл на его костюме. Он заснул.

Он резко проснулся, когда последний взрыв водяных струй ударил в него, и обнаружил, что привалился к стене шлюза, все еще держась руками за трубы. Если бы не последняя струя воды, он бы не проснулся. Он соскользнул бы по стене, свернулся калачиком в углу шлюза и, вероятно, просидел бы там всю ночь, погруженный в крепкий сон, пока холодный стерильный воздух струился бы сквозь его скафандр и омывал его тело, обнаженное внутри кокона, в самом сердце Института.

Специалист Ронда Уильямс стояла в главном коридоре обезьянника, боясь, что ее отправят в Тюрягу. Не было слышно ни звука, помимо рева воздуха в шлеме. Коридор тянулся в обе стороны до бесконечности, заваленный картонными коробками, мусором и обезьяньим печеньем. Где же офицеры? Где же полковник Джакс? Куда все подевались? Она увидела двери, ведущие в обезьяньи комнаты. Может быть, офицеры были там.

Что-то приближалось по коридору. Свободная обезьяна. Она бежала к ней. Ее глаза пристально смотрели на нее. Что-то блеснуло в руке – обезьяна держала шприц. Она помахала им с жестом, выражающим страстное желание отомстить. Она хотела сделать ей укол. Шприц был заражен неизвестным агентом. Ронда бросилась бежать. Скафандр мешал ей. Она продолжала бежать, но коридор тянулся бесконечно, и она не могла дойти до конца. Где же дверь наружу? Никакой двери нет! Выхода не было! Обезьяна подскочила к ней, не сводя с нее страшных глаз – и игла сверкнула и вонзилась в скафандр…

Ронда проснулась в своей казарме.

7 декабря, четверг

Дезактивация

Нэнси Джакс проснулась в четыре часа утра от телефонного звонка. Звонил ее брат из телефона-автомата больницы в Уичито. Он сказал, что их отец умирает.