Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера | Дмитрий Бавильский | страница 39 | LoveRead.ec

Из «Образов Италии» Павла Муратова

«Карпаччо прекрасен в музее „Академия“, но все же лучший – именно в Сан-Джорджо дельи Скьявони. Это гильдия ремесленников-далматинцев, выходцев с Балканского полуострова, которых в Венеции обобщенно именовали славянами (schiavoni) – как в ту пору все итальянцы в России (тот же Фьораванти) назывались фрязинами. Пятнадцать шедевров Карпаччо созданы для гильдий далматинцев и албанцев, его картины есть в музеях Хорватии и Словении. По скудости сведений о жизни художника (отец – торговец кожей, два сына – живописцы: немного) неясна причина его тяги к восточноевропейским народам: может быть, лишь совпадение. […]

Тот день в 1841 году, когда Джон Рёскин обнаружил для себя этот зал с работами Карпаччо, можно считать важнейшей датой в истории искусств. Сочетание готической и ренессансной эстетики, иконной строгости и жанровой свободы, аскезы и праздника произвело на него впечатление магическое. Тут выстраивается цепочка: труды властителя дум Рёскина – интерес к готике – прерафаэлиты – пересмотр иерархии Возрождения – отрицание академизма – возникновение ар-нуво – эклектика ХХ века».

Из «На твердой воде» Петра Вайля

«Я думал, что любимая мною картина Карпаччо „Святой Иероним в келье“ находится в Академии, но искал там напрасно. Обнаружил я ее случайно недалеко от отеля в Скуола ди Сан-Джорджо дельи Скьявони. Пять-шесть лет назад картину переименовали, и теперь она называется „Видение святого Августина“. Произошло это в связи с интересным открытием, сделанным Элен Робертс: она выяснила, что святой Иероним никогда не был епископом, а потому митра и епископский посох, что видны на заднем плане картины, никак не могут ему принадлежать. Кто же тогда владелец этого очаровательного помещения, кто сидит с пером в руке, глядя задумчиво в окно, – момент, столь знакомый большинству писателей? Эта сцена, очевидно, изображает святого Августина, он-то и был епископом и, согласно известной истории, писал письмо святому Иерониму, не зная, что в этот самый момент Иероним скончался в своей келье в Вавилоне. Августин находится в приятной и элегантной зеленой комнате: зеленые стены, потолок украшен золоченой резьбой, возле окна красивый столик, на котором в рабочем беспорядке раскиданы бумаги. Самым примечательным существом, кроме, разумеется, святого, является маленькая кудрявая белая собачка.

Художественным критикам надо было давно обратить на нее внимание, ведь святой Иероним держал в доме льва, он не мог быть хозяином этой собачонки. Маленькое создание смотрит на задумчивого хозяина, и на морде написано желание помочь. И если бы была на свете собака, способная подсказать писателю нужное слово, то это была бы она. Я уверен: собаку Августина не мог написать человек, не любящий собак, особенно маленьких, галантных, сообразительных».

Из «От Милана до Рима. Прогулки по Северной Италии» Генри В. Мортона

Сан-Пьетро ди Кастелло (San Pietro di Castello)

Снова из серии больших церквей, опустошенных временем. Раньше функционал церкви Сан-Пьетро ди Кастелло, находящейся на самом краю северо-востока Венеции,^[21] был совершенно иным, кафедральным. Теперь же центр жизни и власти – в другом месте, и Сан-Марко верховодит, пока Сан-Пьетро – дебютный, между прочим, проект фасада, исполненного Палладио в Венеции,^[22] – зарастает тишиной и одичанием: громада размеров не дает ему стать «домашней» церковью, тем более что район вокруг безлюден – доки, склады, никаких туристов. Монастырь, к нему прилегающий, при Наполеоне превращенный в казармы, ныне социальное жилье.

Кажется, что оказался за городом или на одном из отдаленных островов типа Бурано или Мурано – с низенькими неказистыми домами, гулкими переходами, бельем, развешанным между стен. И набережной, разомкнутой в лагуну (а не упирающейся, как в городе, в другие, узкие, каналы), точно предложение в скобках, где вторую скобку поставить забыли.

Все это тянет на идиллию, если бы не эта звенящая, густая синь, развешанная тут повсюду.

Слишком много неба. Слишком мало людей. В узких и долгих проходах меж улиц никто не обгоняет с навигатором в руках.

Внутри меланхолии не меньше. Белый потолок. Белый, обморочно белый испод купола. Каскады мраморных и позолоченных вьюнов, обрамляющих ниши в стенах, внутри которых – раньше срока увядшая живопись.

Есть, впрочем, кое-что хорошее: Пьетро Риччи, например; локальный, темнее темного Веронезе, неудачно повешенный возле двери слишком высоко; мозаика по рисунку Тинторетто в одной из капелл; физически ощутимая (огневая, желто-оранжевая) роспись локального, то есть не главного, купола над центральным алтарем, издали сливающаяся в кишение кишок или извилин – так много здесь ангелов, запутавшихся в лабиринтах воздуховодов, похожих на пищеварительный или мыслепорождающий тракт; росписи в капеллах соседних апсид: в правой – с избытком, переливающимся через края, в левой – только обособленным центральным плафоном, точно намекающим на все остальное, недооформленное.

Совсем старая, одинокая, позабытая детьми, схоронившая мужа (может быть, не одного), сухая, но все еще стройная. Несгибаемая базилика.

Когда я еще только собирался в Венецию, то представлял, как в каждом из соборов я буду сидеть и прислушиваться к собственным ощущениям. Попав на место, понимаю, что сидеть можно далеко не везде, но только там, где есть сам этот порыв сесть – в храмах с внутренней жизнью, сила которой и усаживает тебя где-нибудь сбоку.

Конечно, сидя лучше ощущать излучение геометрических фигур, из которых составлена кубатура культа, однако большинство венецианских церквей (из тех, разумеется, что я успел освоить) устроено таким образом, что смысл их доходит до органов чувств не через голову, а через ноги.

В Сан-Пьетро я шел долго и упорно, практически через половину левой половины Венеции, и вряд ли прогулка моя была похожа на хадж: я смотрел, как солнце заходит над лагуной и купола церквей розовеют, точно доходя до весенней спелости, а потом, резко, начинают чернеть, как если мгновенно подгнили. И толпы людей, точно оголодавшие и дорвавшиеся до красоты, фотографируют это чудо, от которого невозможно оторваться, а ты поворачиваешься к великолепию спиной, плечами чувствуя излучение заката.^[23]

Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бавильский cтр.№ 39

Онлайн книга - Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера | Автор книги - Дмитрий Бавильский