Арон все еще смотрит на меня нахмурившись.
– Кузен? Разве ты не согласен?
Он кивает:
– Конечно. Мы пойдем к Собранию. Но есть еще один фактор, который следует учитывать. Что будет с короной?
– Я не понимаю.
– В настоящий момент Одетта и Зигфрид должны быть коронованы, как только поженятся. Как только Зигфрид и королева будут разоблачены, брак, очевидно, не состоится. Одетта не сможет претендовать на престол. И ты тоже, поскольку тоже не замужем.
– Но я могу выйти замуж… – внезапное смущение останавливает меня. – Я имею в виду, что могу выйти за кого-нибудь замуж.
– Если ты думаешь о Руквуде, то, конечно, ты могла бы выйти за него замуж. Но если ты хочешь быть королевой, то Собрание должно одобрить этот брак. А они не одобрят: ты и Люсьен оба из Атратиса; это сконцентрирует слишком много власти в одном доминионе.
– Я не хочу быть королевой. Я просто хочу домой, – я вздыхаю. – Кто следующий в очереди после меня?
– Зигфрид контролирует своего отца – при условии, что он все еще жив, – поэтому, как только он и Аурик будут исключены, престол перейдет либо к Ардену Дакийскому, либо к Тэйну Фенианскому – отцу Грейлинга. Оба женаты, оба из-за сложного смешанного брака их предков – с равными правами. Королевство может оказаться на грани гражданской войны.
– Мне кажется, что у Ардена больше шансов победить. – я никогда не встречала Тэйна, но если он похож на своего сына… – Будет ли Фениан оспаривать престол?
– Трудно сказать, но отказаться от такого подарка без боя… – Он презрительно улыбается. – Сомневаюсь, что из него выйдет хороший король. Не то чтобы мой отец задал высокие стандарты. Конечно, как человек, имеющий больше прав на престол, ты окажешься в несколько неловком положении. Как и моя сестра.
Он имеет в виду, что мы будем в опасности, конечно. Под угрозой насильственного вступления в брак. Или в тюрьме. Или еще хуже. За последние три месяца мне угрожали больше, чем за всю жизнь. Я делаю глоток вина, надеясь, что его тепло рассеет холод паники, который только что напал на меня.
– Это просто смешно. Я знаю, что Одетта не хочет быть королевой. Но ты был воспитан, чтобы править. И ты хочешь править. Неужели ты действительно не нашел в законах ничего такого, что могло бы вернуть тебя к престолонаследию?
Арон встает и подходит к большому столу в центре комнаты.
– Я нашел кое-что. Но… – он смеется, – мне понадобится твоя помощь, кузина.
– Конечно, я помогу, если смогу.
– Ты можешь и не захотеть, когда узнаешь… – он протягивает мне свиток пергамента. – Я отметил нужный отрывок.
Я изучаю слова, которые подчеркнул Арон:
«Летающие правят; бескрылыми управляют. Так будет охраняться королевство. Ни один бескрылый мужчина или женщина не может взойти на престол».
Пока все кажется ясным. Но дальше продолжение:
«Монархи должны защищать королевство. Монарх должен быть первым в полете и последним в отступлении. Старейшины так сказали».
– Монарх должен быть первым в полете… – Я смотрю на своего кузена. – Я вижу только, как именно Собрание смогло оспорить твое право на власть. Но…
Арон вздыхает и указывает на пергамент:
– Посмотри снова. Монархи – во множественном числе – должны защищать королевство. Но монарх, единственный, должен быть первым в полете. Видишь? – Он пристально смотрит на меня. – Пока один из двух монархов может летать, закон соблюдается.
Ко мне приходит осознание. И страх расцветает в глубине моего живота.
– Но защищать королевство…
– Тебе не обязательно менять облик, чтобы защитить королевство. Это, по крайней мере, столько же о политике, сколько о грубой силе. – Он сидит на стуле рядом со мной. – То, что мы с тобой сейчас делаем, – это защищаем королевство. Но ни один из нас не преобразился.
Я снова смотрю на бумагу, которую сжимаю в руках. Но мое зрение затуманивается слезами на глазах.
– Думаю, ты меня понимаешь. – Голос Арона нежен, но в нем слышится и волнение. – Я хочу быть королем, Адерин, это мое право по рождению. Ты хочешь спасти Люсьена и защитить Атратис. И мы оба хотим уничтожить Зигфрида и королеву. Самый верный способ для нас достичь наших целей – это представить доказательства для Собрания вместе. Чтобы дать им легкий выбор относительно того, кто должен править следующим. Им даже не придется менять дату коронации.
– А если я… не могу?
Он откидывается на спинку стула и скрещивает ноги. Устало вздыхает.
– Я отдам тебе письма. Ты можешь пойти на Собрание, и они, вероятно, поверят тебе. Люсьен, скорее всего, будет спасен, а Зигфрид – заключен в тюрьму. А что будет потом… – Он пожимает плечами.
Он даст мне необходимые доказательства. Но он не пойдет со мной и не поддержит меня. Он не будет использовать свое влияние на темных стражей.
Люсьен и я могли бы свободно вернуться в Атратис вместе, а это все, чего я хочу.
Нас могут оставить в покое.
Могли бы… наверное… я прикусываю губу, пытаясь подсчитать шансы.
В комнате тихо, если не считать тиканья часов и потрескивания огня в камине.
Арон откашливается.
– Ты же знаешь, что сказал бы Люсьен, будь он здесь.
– Заткнись, черт бы тебя побрал. – Я свирепо смотрю на своего кузена. – Я пытаюсь думать, – пытаюсь придумать, как обойти то, что он предлагает. О том, как я смогу защитить Атратис, спасти Люсьена и все равно быть с ним. И я понимаю, что передо мной стоит почти тот же выбор, что и перед моей матерью: делать то, что лучше для королевства, или то, что лучше для меня. – То, о чем ты просишь меня…
– Я знаю. Я слышал, как вы вместе сидели в подземелье.
Я смеюсь, хотя и не знаю почему.
– Мы начали планировать, что будем делать вместе. Как только мы вернемся домой… – Это слово режет мне горло, как нож, когда я пытаюсь представить Атратис в войне. Мерл в осаде.
Арон опускается передо мной на одно колено.
– Я постараюсь быть хорошим мужем, Адерин. Мы заключим союз. Ради Соланума я хотел бы попросить тебя соблюдать клятвы, которые мы дадим, как и я сам. В отличие от моего отца, у меня было бы королевство, построенное на правде и честности, а не на паутине обмана. Но я клянусь, что не буду… – Он краснеет и опускает глаза. – Ничего другого я от тебя и не жду. Я не буду пытаться навязать тебе себя. Я знаю, что ты меня не любишь. – Он снова смотрит на меня; к моему удивлению, в его глазах одновременно боль и тревога. – Что скажешь, кузина? Ты выйдешь за меня замуж?
Все вокруг меня, кажется, замедляется. Все, что я ощущаю, – это биение моего сердца, каждый удар которого отбивает оставшееся время. Время, оставшееся у Люсьена.