Подмастерье. Порученец - читать онлайн книгу. Автор: Гордон Хафтон cтр.№ 55

Я плакал.

Последнее, что я видел

Лежа на краю крыши, я открыл глаза и сощурился под дождем. Избежал искушения повернуть голову и глянуть вниз, но попытался вообразить точные очертания всего вокруг. Я был в нескольких ярдах от слухового окна, у кромки круглой башни. Позади меня мокрая черная черепица загибалась и смыкалась в конце концов с основной кровлей здания — с крутой прямой наклонной ее частью, в которой находился технический лаз.

Я отодвинул от тела правую руку — ради пущего равновесия, уперся стопами и сдвинулся на пару дюймов к относительной безопасности главного здания. Левая рука беспорядочно подергивалась, но мне удалось совладать с нею так, чтобы сместить локоть вдоль желоба: сначала скользнув содранной, саднившей кожей по канавке, забитой грязью, а затем прижав ее изо всех сил, чтобы как-то держаться. Выгнул спину и, извиваясь всем телом, сдал назад. Повторил все то же самое — удерживая равновесие и цепляясь правой рукой, подвигаясь ногами, скользя левой рукой и смещая основной вес спиной — пока, дюйм за кошмарным дюймом, не оказался в канавке между низом основной крыши и конусом круглой башни.

— Заебись молодец.

Я повернул голову вправо и увидел темный контур на фоне светившегося слухового окна. Различить черты я не мог, но его фотокарточка была у меня в кармане пиджака — фотокарточка, которую Эми выдала мне семь недель назад.

— Поглядим, далеко ль ты уползешь.

— Помогите мне, — сказал я.

— Сам, блядь, себе помогай.

Я медленно повернул голову обратно и мельком увидел ждавший меня обрыв — первая моя ошибка. Дождь повел мой взгляд вниз, каждой каплей потащил меня к площади внизу. Я закрыл глаза и подождал, пока пройдет слабость в руках и ногах, пока прекратится судорожная дрожь. Очень нескоро я поднял голову, заставил себя разлепить веки и осмотреть оставшееся пространство крыши.

Водосток, спасший мне жизнь, оказался пластиковой полутрубой. Помимо черной грязи в ней лежала теперь и оторвавшаяся черепица, которая меня чуть не убила. Позади восходил скат основной крыши, поначалу полого, а затем — под пугающе крутым углом, пока не упирался у конька в возвышавшийся над поверхностью технический лаз. Перед собой я видел верхушку конуса башни и слуховое окно, из которого выбрался несколько минут назад. Даже если бы у меня нашлось смелости проделать заново весь этот путь, это все равно оказалось бы ужасной ошибкой. Слева подо мной блеклый простор площади, светившийся луной и ливнем, показался крошечным. И безлюдным.

— Дальше некуда… — Он хохотнул. — Ток’ вниз.

— Я не могу шевельнуться, — сказал я.

— Тогда лучше никуда не уходи.

Он исчез из окна.

Дождь хлестал меня по голове, отскакивал от промокшей одежды, его сдувало беспорядочными порывами ветра. Шум ливня отзывался эхом крику из-за стен самой башни: голос Эми, тон — между мольбой и оправданием. Я осознал: необходимо что-то предпринять.

Выбор казался немыслимым.

Я перекатился на живот и постепенно сел на корточки. Затем, не дав себе времени осмыслить, быстро встал и пробежал пару ярдов вверх по осклизлому склону основной крыши. Почти тут же почувствовал, что теряю сцепление, и бросился ничком на черепицу. Сердце у меня спешило, и я едва видел сквозь бешеный дождь. Не смогу. Упаду. Бесполезный. Но умирать я не хотел.

Медленно, ни разу не глянув вниз, я двинулся вперед. Подняв голову, отчетливо разглядел люк, всего в пяти ярдах. Вцепился руками, толкнулся коленями, уперся торцами ботинок, попытался дышать поменьше — чтобы движение груди не вывело меня из равновесия. Но чем ближе я оказывался, тем сильнее, похоже, бил меня дождь и тем недосягаемее виделась цель.

Три ярда. Я уже прошел долгий путь от края крыши, но соскользни я хоть самую малость — всё. Прежде одежда меня выручила — замедлила падение из слухового окна, но теперь на теле не осталось ни единого сухого места. Мерещилось, что я держусь за крутой склон одними лишь ладонями.

Один ярд. Угол крыши — более сорока пяти градусов; дождь и ветер пытались отлепить меня от ската; черепицы, казалось, покрыты тонкой черной пленкой масла. Дальше я двигаться не мог. Не доберусь. Быстро потянулся, чтобы схватиться за металлическую ручку люка, но бросил, почувствовав, что теряю равновесие. Не смогу. Но я продвигался вперед, медленнее, чем раньше, смещаясь по одной восьмой дюйма, понимая, что выбора у меня нет — лишь пытаться выжить. Я видел лишь стену черепицы перед собой, не воображал ничего, кроме последней оплошности и падения.

Почти получилось. Моя голова оказалась на одном уровне с люком. Я цеплялся за крышу кончиками пальцев и весом тела. Схватиться за ручку и подтянуться — на это у меня единственный шанс. Я не был уверен, что мне достанет сил что бы то ни было сделать — лишь на то, чтобы держаться где стою, отсрочивая падение; но я знал, что надо пробовать. Как можно погибнуть таким молодым? Это так случайно, так глупо, так неудачно.

И я бы не дал этому случиться.

От страха мне стало тошно. Граница между жизнью и смертью оказалась такой хрупкой. Она зависела от крошечного шевеления, от скорости движения руки. Она зависела от людей вокруг, от собственных порывистых решений, от порядка обстоятельств настолько обыденных, что никто не мог бы предсказать их исход. Она зависела от дурацких игр, в которые играл со мной отец, когда я был маленьким, и от карьеры, которую он избрал. Она зависела от старого романа, от случайной встречи. Она зависела от погоды.

Я попытался вообразить, как дотягиваюсь до ручки, хватаюсь за нее, втягиваю себя внутрь.

Но люк открылся прежде, чем я успел что-либо предпринять.

Так я впервые увидел Дермота лицом к лицу. Его фотография ему льстила, видеозапись сгладила острые углы: толстая шея, красная от ярости, квадратные челюсти крепко стиснуты, глянцевые черные волосы окроплены дождем. Шрам от левого уха до уголка рта розов и отвратителен. Сломанный нос изогнут под невозможным углом, словно по нему ударили сбоку молотком. А в маленьких глубоко посаженных глазках я не увидел ничего, кроме ненависти и торжества.

Он осклабился, сверкнув мне золотым зубом.

— Собрался куда-нть? — сказал он.

И я упал.

Я соскользнул по скату, ударился о черепицу, покатился боком. Я орал от ужаса, хватался руками за последние зацепки… Но ничто не могло удержать меня. Когда крыша кончилась и подо мной остался лишь воздух, я пережил мгновение блаженства: мощное освобождающее ощущение, что я умею летать. Но оно было быстротечно, и последним, что я увидел перед смертью, оказалась зелено-белая полосатая маркиза кафе на автобусной станции, что стремительно мчала мне навстречу.

Волшебное зелье

Сидя за письменным столом Дебоша, я пялился в окно на улицу внизу. На другой стороне домов не было — лишь кирпичная стена и пешеходная тропа вдоль канала. Все до единой живые и неживые поверхности отражали желтое зарево уличных фонарей. Я потянулся вперед и посмотрел вправо, где дорога пересекала длинный мост через канал и железнодорожные пути, после чего вырождалась в сухую каменистую грунтовку, уходившую на луг. Именно этой дорогой мы часто ходили с Эми — и, вероятно, по ней же ушел Ад солнечным воскресным утром семь недель назад.