— Не дай им навредить ей. Не дай им. Сэм.
Вскидывает голову, выгибаясь на его руках, и тут же ловит его взгляд своим, обезумевшим, напряженным, решительным.
— Я тебе не прощу, Сээээм. Не прощу тебе.
Прижимает к себе ее, выходя из душной комнаты, прикрывая ее голову от чужих взглядов. Глазами пригвоздить сестру к полу, не позволяя приблизиться, и почти побежать к выходу из подземелья, чтобы, выбравшись на поверхность, повернуть ее лицо к тусклому солнцу. Мягким голосом, пытаясь передать ей хотя бы толику спокойствия… которого в нем самом не было:
— Тихо, мам. Тихо. Я тебе помогу, родная моя. Отец поможет. Обещаю.
ГЛАВА 15. Николас
Меня выкручивало. Меня ломало так, как ломает куски металла ураган. С лязгом от ударов об стены, словно пластилиновую игрушку, выкручивая во все стороны. Я думал, что сдох там, сидя на коленях на холодном полу перед Курдом, сидевшим в той же позе и вправлявшим мне мозги. Я и понятия не имел, что моя смерть продлится вечность. Что эта дрянь посчитает меня недостойным испустить дух за короткое время. Неееет. Час за часом, минута за минутой, вытягивая нервные клетки. По одной. Меееедленно. Дьявольски медленно. Так, чтобы орал, чтобы выл от зверской боли, потому что тварь голыми руками сжимает мою плоть, заставляя долбить стены головой и руками. Впивается в грудь железными крюками и дергает со всей дури, пока не заору, выскакивая из своего убежища.
Я чувствую, как эти крюки заражают мою кровь ядом такой концентрации, что я не могу шевелиться. Я лежу на сырой земле, уставившись в уродливый диск светло-серой луны, считая рытвины на нем. И видя ее злобный оскал. Эта мразь довольно ухмыляется, глядя, как меня выворачивает наизнанку, смеется в порывах ветра, пока я лихорадочно сдираю с себя кожу, вонзаясь когтями в самое мясо. Мне хочется заорать, потому что я чувствую, как извивается по венам гнусная отрава. Как выжигает она дотла внутренности, а я не могу даже закричать. Только шипеть от боли, чувствуя, как растворяется яд на губах, разъедая их.
Каждое утро превращаться в скелет, издыхающий в пещере у подножия горы, лежащий обездвиженным до самой ночи. Когда появятся силы, а главное — необходимость оставить собственный труп валяться бесполезным мешком с костями, пока ты медленно встаешь с него и, привычным движением надевая маску, приступаешь к тому, что теперь стало смыслом твоего существования.
* * *
Я услышал ритмичный стук нескольких пар тяжелых сапог, раздававшийся в коридорах замка, и поднял голову, откидываясь на спинку стула.
Два карателя вошли в кабинет, предоставленный мне Курдом, и, соблюдая церемонию приветствия, склонили головы, ожидая, когда им будет позволено заговорить.
— Докладывайте.
— Восстание ликанов. На севере страны. Недовольство правлением Алексея.
Я выдохнул, бросив взгляд на говорившего. Ликаны поднимали восстания против своего короля еще до зачистки, устроенной нейтралами. И, надо сказать, путем интриг и скрытой помощи Воронова, желавшего вернуть своему внуку утерянные им территории, повстанцам удалось свергнуть неугодного правителя. Пока Курд не решил иначе, пообещав за некоторые услуги и принесение присяги Нейтралитету вернуть Алексею Галицкому власть и место на троне с последующей возможностью стереть семьи предателей в порошок. И, судя по тому, что в последний месяц мы то и дело слышали о новых вспышках волнений, ликану явно не удалось воплотить свои планы мести в жизнь.
Я развернул карту, лежавшую на краю стола, и каратель приблизился к ней и ткнул пальцем в нужное место.
— Вот тут, — он обвел карандашом территорию, — убит один из союзников Галицкого вместе с семьей. Их зарубили и украсили их головами частокол, обозначающий территорию стаи.
Что ж, совершенно обыденная жестокость от этих шавок. На самом деле нейтралам было откровенно наплевать, даже если бы эти мохнатые недоволки перебили друг друга, но обещание Курда… да и смысл нашей службы состоял именно в этом — в сохранении баланса, как внутри каждого вида бессмертных, так и между расами.
— Задержанные?
— Княгиня Белова, скрывающая местоположение мужа.
— Мерзавец сбежал, оставив в доме жену и детей. Явно полагая, что мы их пощадим.
Второй, молчавший до этого, хищно усмехнулся, глядя на своего напарника, и на губах того ответным огнем загорелась плотоядная улыбка. Трусливый князь просто-напросто отдал на потеху кучке озабоченных и обозленных невозможностью из-за непрекращающейся войны мужиков свою жену. Спасая собственную задницу, он предоставил упругую попку жены в услужение десяткам разъяренных вынужденным целибатом самцов.
А я отстраненно подумал, что еще несколько недель назад каратели, да и любой другой нейтрал побоялись бы открыто выражать свои эмоции. Все мы знали, что ждет нас за подобную оплошность. Но сейчас эти двое явно не скрывали своих намерений.
Так и есть. Молчун посмотрел мне пристально в глаза и спросил:
— Морт, мы хотели предложить тебе первому провести ее допрос, — красноречивая пауза, после которой он продолжил, — С целью выяснить местонахождение ее супруга.
Все понятно. Парни просто "угощали" меня. Сдержал усмешку. За последние два месяца все больше становилось очевидным, что старый режим дал сбой. Прогнил насквозь со всей своей системой ценностей, порядками отборами "серых", назначениями карателей, вершителей. Власть совета была, скорее, номинальной. Рядовые нейтралы все чаще становились орудием мести или способом сдержать обещания, данные союзникам, для Курда. И это не могло не вызывать пока молчаливого возмущения у тех, кого приучили к мысли об их оригинальности, необходимости их существования и силе.
Молчание, воцарившееся в кабинете, дало понять, что они ждали ответа, и я мотнул головой.
— Справитесь с ее допросом сами. Выслать отряды во все стаи, откуда поступили сообщения о мятежах. Задержать всех предводителей. На каждой территории оставить одного из наших наблюдателей, организовать временные правительства стаи, состоящие, минимум, из пяти ликанов, и передать им власть вплоть до полного урегулирования ситуации.
— Галицкий…
— Остается на своем месте, но пасть на другие территории не разевает. Не более того, что обещал ему Глава.
* * *
Дождь. Бьет огромными тяжелыми каплями по верхушкам деревьев. Нещадно барабанит по темным стволам, кажется, утром можно будет обнаружить на них выбоины от косых ударов дождя.
Ночное небо вспарывает молния, словно хирург скальпелем тело пациента. Косыми линиями. Еще и еще. Без анестезии. Пациент все равно сдохнет, и неважно, от чего именно: от болевого шока или же от перелома костей, с которым поступил. Психу, с невиданным, больным энтузиазмом разрезающему его плоть, доставляет нереальное, сравнимое с оргазмом наслаждение смотреть, как тот корчится в агонии, как пытается сбросить с запястий и лодыжек железные путы. Крики. Больше криков. Чем громче подыхающий орет, тем сильнее закатываются от удовольствия белесые с кровавыми зрачками глаза его мучителя. По крайней мере, теперь я знал, как выглядит моя давняя подруга и единственная преданная мне женщина — Смерть. Я называл ее так. Ну или тварью.