Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы - читать онлайн книгу. Автор: Антал Серб cтр.№ 37

Собственно говоря, в моем рассказе не оказалось ничего такого, что могло бы нанести ущерб репутации Элен Сент-Клер. Никаких доказательств, одни предположения. Поэтому, закончив свое повествование, я ни минуты не сомневался, что сейчас же буду выставлен за дверь. Мне не следовало запугивать ее, не имея на то достаточных оснований. Эта дама не из тех, кто прощает подобное нахальство.

Но все вышло иначе. Когда я поднялся, готовый уйти по первому требованию, она приблизилась ко мне и с улыбкой спросила:

— А разве вы меня не поцелуете?

Она протянула ко мне руки, и, прежде чем я успел сообразить, что происходит, наши губы уже слились в долгом поцелуе.

Это было настолько нелогично, настолько противоречило здравому смыслу, что ошеломило меня гораздо сильнее, чем любое из моих приключений в Ллэнвигане.

Уже позже, когда мы тяжело дыша сидели за столом и Элен открыла бутылку шампанского, я начал догадываться, в чем дело. Я никогда не обольщался на свой счет и в данном случае не склонен был приписывать этот успех своему мужскому обаянию. К тому же Элен не принадлежала к тому типу женщин, которые действуют под влиянием простых эмоций.

Нет, тут дело в другом. Скорее всего Элен по-своему, и весьма своеобразно, истолковала мое поведение: если я, узнав о ней столько дурного, принял ее приглашение на ужин да еще пытаюсь флиртовать с ней, вместо того, чтобы возмущенно воскликнуть: «Изыди, сатана!», значит, со мной можно сторговаться, только надо выбрать соответствующий момент и предложить соответствующее вознаграждение, в том числе — себя.

Что ж, подумал я, грех не воспользоваться таким случаем. Но пока мы пили шампанское и укрепляли отношения, во мне внезапно заговорил студент, который каждые полгода сдавал зачеты по «Этике» Канта.

Поскольку Элен Сент-Клер не получит от меня того, на что рассчитывает, — свидетельских показаний, согласия участвовать в каких-нибудь махинациях или уж там не знаю чего, — имею ли я право воспользоваться ее доверчивостью? Не поступаю ли я так же подло, как тот, кто, посулив женщине денег и добившись своего, потом отказывается платить?

Но я быстро успокоил свою совесть. Это оказалось не так трудно: ведь я же ничего не обещал Элен. Что поделать, если ею движет азарт игрока?

— Ну теперь идите домой, — промолвила она, когда мы допили шампанское. А ее глаза сказали: «Останьтесь у меня до утра».

— Над этим стоит подумать, — ответил я. — Конечно, жаль прерывать интересный разговор…

— Пожалуй, он слишком затянулся. А впрочем… все будет зависеть от вас.

— То есть?

— Пересядьте к письменному столу и опишите все, что вы видели позавчера в Ллэнвигане.

Я поднялся, снова вспомнив об «Этике» Канта.

— Элен, для мужчины нет более страшного наказания, чем разлучиться с вами. Это ужасно, невыносимо… но я все-таки уйду. Никаких письменных свидетельств я оставлять не собираюсь, даже не надейтесь.

— Что ж, тогда уходите, — сказала Элен, и не успел я опомниться, как она уже оказалась в соседней комнате и, лежа в постели, смотрела на меня с вызывающей улыбкой.

Просто не представляю, сколько ей пришлось тренироваться, чтобы достигнуть такого фантастического результата: суметь раздеться в считанные секунды. У меня этот процесс всегда отнимал гораздо больше времени. И вообще, с мужской экипировкой управиться намного трудней. Чего стоит хотя бы расшнуровать ботинки: когда торопишься, эти проклятые шнурки обязательно начинают запутываться в узлы.

Элен Сент-Клер действительно умела щедро одаривать мужчин. Никогда еще у меня не было такой насыщенной, такой богатой впечатлениями ночи любви. Каждое движение гибкого и чувственного тела, которое я сжимал в объятиях, погружало меня в пучину блаженства, неиссякаемого и непостижимого, как море. Весь мир исчез, осталось только упоительное забытье, в котором я растворился без остатка…

С первыми лучами я очнулся от короткого глубокого сна, словно вынырнул из тьмы беспамятства. Рядом спала женщина, ее золотистые волосы разметались на подушке, бледное лицо излучало холодную красоту мраморной статуи.

Я поднялся, подошел к окну, закурил сигарету. Над аккуратными зелеными газонами Гайд-парка колыхались клочья тумана, контуры деревьев казались расплывчатыми, смазанными, как на эскизе, небрежно набросанном торопливой рукой, — все это создавало ощущение иллюзорности, нереальности происходящего, и в душу закрадывалась смутная тревога…

— Mon cher ^[10], — сказала Элен, проснувшаяся от запаха сигаретного дыма.

Я подошел к ней и рассеянно поцеловал ей руку.

— Ну как? — спросила она. — Ты еще не передумал?

— Что ты имеешь в виду, дорогая?

— Все то же, милый. Ты ведь знаешь, что мне нужно… Сядь и опиши все, что ты видел в ту ночь.

В ее тоне сквозило легкое раздражение, как будто она досадовала на мою забывчивость, ничуть не сомневаясь, что я исполню ее просьбу.

Я готов был убить ее и сгорал от стыда.

Мы позавтракали, после чего настала пора прощаться.

Сидя на кровати, она одарила меня дружелюбной улыбкой и промолвила:

— Mon cher, ты был очень мил, и отныне я всегда буду рада тебя видеть. Но только после того, как ты напишешь ту бумагу. А до тех пор я с тобой даже разговаривать не буду. Но ты же напишешь, правда? Итак, до завтра!

На улице я сразу продрог, поскольку не выспался, к тому же почувствовал, что выгляжу сейчас довольно нелепо в своем вечернем костюме. Хорошо, что удалось быстро поймать такси.

Устроившись на заднем сиденье, я начал обдумывать то, что произошло, — и, кажется, разгадал тактику Элен Сент-Клер. По-видимому, она настолько убеждена в неотразимости своих чар, что, по ее мнению, ни один мужчина, вступивший с ней в интимную связь, уже не сможет больше жить без нее. Он просто изведется от безумного вожделения, без конца восстанавливая в памяти все подробности упоительной и бурной ночи любви. Вот тут-то и можно будет вить из него веревки.

Что ж, этот расчет, в принципе, верен, но она не учла одного: я ведь не Кристофоли, который после ночи, проведенной с ней, впал в полную прострацию, слоняясь из угла в угол с бессмысленной улыбкой блаженного, а когда она сбежала, тихо помрачился рассудком. Я после такой же ночи не испытывал ничего, кроме желания выспаться и угрызений совести.

Я ведь не какой-нибудь зеленый юнец, чтобы впадать в экстаз и сходить с ума от несравненных прелестей Элен и от ее сверхъестественной сексуальности. Я ищу в женщинах нечто совершенно иное, стараюсь увидеть то, чего в них, возможно, и нет; каждая из них для меня что-то символизирует. Одну, например, я любил за то, что она олицетворяла Швецию, другую — за хрупкость и изящество севрской фарфоровой статуэтки восемнадцатого века. Третья казалась мне Жанной д’Арк, четвертая — тысячегрудой Дианой Эфесской. А целуя Цинтию, я испытывал ощущение, будто флиртую с английскими сонетами, написанными пятистопным ямбом.