Застывшее эхо (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Мелихов cтр.№ 71

Внешне Мурат принадлежал к тому же типу, что и Казыгельдин, но выражение доброты, заранее огорченной тем, что честность может вынудить его к высказыванию кое-каких малоприятных истин, – это выражение делало его лицо детски трогательным. Мурат знал всех ханов и биев (судей), изображенных на тенгах и за их пределами, до таких частностей, которые далеко превосходили мою непритязательную любознательность. Подвиги и предательства старшего и младшего жузов в их столкновениях с джунгарами, калмыками, туркменами и русскими были исполнены для него животрепещущей злободневности – он как-то едва не отвесил пощечину коллеге, несправедливо оценившему роль одного из жузов в Оренбургской присяге российскому трону, состоявшейся в 1738 году. Я долго и почтительно вслушивался во все эти драгоценные подробности, стараясь усыпить его бдительность (в делах национальных люди самые добродушные способны наливаться параноидальной подозрительностью), но едва не усыпил себя самого. Мурат был действительно глубоким патриотом своего отечества: человек менее увлеченный ни за что не поверил бы, что можно так долго и с такой увлеченностью слушать о делах, лично тебя не касающихся. Начал я с вопросов будничных, и Мурат, даже несколько забегая вперед, сурово признал, что казахи сегодня обращаются с русскими хуже, чем при Союзе русские обращались с казахами.

– А может быть, лучше, чтобы никто ни с кем как-то специально не обращался, а просто не замечал, кто перед ним находится?

– Не замечал – и на каком языке обращался?

– Ну, на том, который оба знают…

– Значит, на русском? Можно повернуть иначе: пусть все общаются на том языке, на котором есть больше литературы, на котором говорит больше людей… А я хочу говорить на таком языке, который поможет сохраниться моему народу, – Мурат покосился, не обидел ли меня (я выразил предельное сочувствие), и с облегчением продолжал: – Если считать, что казахский народ должен прежде всего думать о том, чтобы принести как можно больше пользы человечеству – сейчас принести, не через двести лет, – это будет означать, что он должен исчезнуть.

– Но ведь люди, составляющие народ, не исчезнут?..

– Разве вам… может, перейдем на ты?.. Разве тебе Вадим не объяснил, что народ – это не население, а структура? И все ценное создает не просто человеческая масса, а именно структура. Ну, так я люблю свою структуру. Нет, людей я тоже люблю, но даже ради их благополучия жертвовать структурой не согласен. Да, я националист, я считаю, что нужно заботиться не только о народе, но и о его структуре.

– Вадим, – осторожно пошутил я, – как патриот своего отечества, ты должен был бы проповедовать любовь только к нашей структуре.

– Я патриот всех отечеств. Я думаю, распад национальных организмов никому не принесет радости, а только наполнит землю трупным ядом. Люди отпадают от своего народа чаще всего не ради более обширного целого, а ради чистого шкурничества.

– А как же конфликт «я» и «мы» – гуманного интеллигентного «я» и жестокого примитивного «мы»?

– Конфликта «я» и «мы» не бывает, бывает только конфликт разных «мы». Беспримесное «я» – это животное. Любая возвышенная личность набралась своих принципов от какого-то «мы» – пусть даже его члены жили в разные эпохи и в разных странах. Нации, как и люди, должны не разлагаться, а дополнять друг друга.

– Мурат – я чисто теоретически – а что мешало бы сохранить национальную структуру в едином государстве с Россией?

– Мы бы всегда подвергались дискриминации.

–?..

Оказалось, дискриминация началась еще в Российской империи: русские не уважали казахских обычаев, видели в них только дикость, которую нужно преодолеть, между тем как у казахов была своя сложнейшая структура, демократия, разделение судебной и исполнительной власти: хана могли судить! Потом, в структуре любого народа важнейшее место занимает элита – военная, духовная, а русские не признавали дворянами потомков Чингисхана, да и с тимуридами отношения складывались не лучшим образом (хотя тем, конечно, было на это плевать), ну а духовную элиту вообще старались вытеснить русско-европейским просвещением – может быть, и с лучшими намерениями, но народ в результате остался почти без элиты. Это же обезглавливание продолжалось еще интенсивнее в советское время: сколько было русских космонавтов? А казахов ни одного. Притом что Байконур – исконно казахская земля. Сколько есть русских писателей, ученых? А сколько казахов?

– Но казахам было легче и издать книгу, и защитить диссертацию…

– Я же не об этом, я о настоящих достижениях, – лицо Мурата выразило искреннее страдание. – Я согласен, когда поступаешь в Москве, в Ленинграде, к тебе относятся так же, как ко всем…

– Тогда это не называется дискриминацией.

– …Но насколько труднее туда поступить из аула, чем из русского города!

– Но… Но если бы не союз с Россией, и поступать было бы некуда?..

– Верно. Зато у нас сохранилось бы цельное развитие всей структуры. А так интеллигенция у нас оторвалась от народа, народ остался без элиты. Получилось так, что чем лучше ты выучишься в Москве, тем дальше ты уйдешь от своего народа.

– Но какие-нибудь японцы уезжали учиться в Европу, в Америку и не переставали быть японцами. Как будто бы.

– Японец возвращался в японскую среду. А не в обрусевший город. Японца защищало чувство национальной исключительности. А нам его всегда не хватало, наоборот: чем больше ты похож на русского, тем престижнее. Русские могут себе позволить не зацикливаться на своей национальности – они, даже если захотят, не могут раствориться. А мы уже наполовину растворились.

– По твоему мнению, какие параметры улучшились от вашей независимости: уровень жизни, культура, наука, степень коррупции, гражданские свободы, могущество государства?..

– Коррупция – не то слово, всем теперь владеют триста – четыреста семей. Я думаю, все параметры ухудшились. Зато теперь мы сами определяем свою судьбу.

– Что значит вы сами – влияние народа на власть, все говорят, только уменьшилось.

– Не народа, а населения. А народ как целое – пускай авторитарное целое – начал развиваться самостоятельно. Я уверен: Горбачева история еще оценит. Столько народов получили свободу!

– Но свобода – это иллюзия, все равно вы будете зависеть от развитых стран, в одиночку вам не поднять ваши…

– Не так, как от России. Культурное влияние Америки всегда будет поверхностным – на уровне вывесок, жвачки. Никогда половина нашего народа не будет говорить по-английски. Никогда половина нашего населения не будет американцами. И нас они к себе никогда не пустят в серьезном количестве. Когда мы свободны, наше возрождение может наступить через сто, через двести лет – я верю в мой народ. А пока мы не отделены от России, оно не наступит никогда, мы так и будем оставаться второсортным народом, сколько бы тысяч из нас ни преуспели – в качестве русских ученых, бизнесменов, министров: народ все равно остался бы бесструктурным быдлом.