— Ты должна была сказать. — Чейз приподнялся на руках, опираясь на колени. — Я бы тут же прекратил.
Он сделал движение, чтобы выйти из нее. Алекс обхватила его ногами, заставляя остановиться.
— Не хочу прекращать.
— Но…
— Если в первый раз всегда больно, надо быстрее покончить с этим первым разом.
— Да, любимая. Но я предпочел бы, чтобы первый раз у тебя не был связан с неприятными переживаниями.
— Не вижу способа, как этого избежать. Должно же быть какое-то решение.
— Вот какова моя женщина! — с любовью произнес он. — Разумная, решительная, никогда не отступающая перед препятствиями.
В голове у Алекс роились вопросы.
— Я вот что думаю: существует, наверное, дюжина разных позиций для соития, ведь так?
— Их сотни, если верить тем альбомам и руководствам с обилием иллюстраций, что имеются в моей библиотеке.
— Тогда, может, воспользуемся одной из них, чтобы было не так больно? — предложила она. — Если это не будет неудобно.
— Неудобно? — удивился он. — Александра, ты просишь заниматься с тобой любовью в разных позах. Что же тут неудобного? Считай, что это моя обязанность.
Алекс улыбнулась. Она так любила его!
Постепенно боль стала утихать. Пока они разговаривали, тело получило возможность отдохнуть и привыкнуть к новому состоянию, а она перестала напрягать мышцы.
— Тогда давай попробуем. — Чейз перекатился на бок, увлекая ее за собой. Положив руку ей на ягодицу, он прижал Алекс к себе и закинул на себя ее ногу. — Так лучше?
— Думаю, да.
Теперь вес его тела не давил, когда он входил в нее. От этого ей стало легче, а он все держал под контролем.
Чейз по-прежнему казался ей каким-то невозможно огромным, когда оставался в ней. Однако Алекс уже знала, как надо преодолевать это ощущение.
Решив попробовать, она осторожно качнула бедрами навстречу его движению и оттянула их, когда он стал выходить из нее. Тупая боль еще чувствовалась, но было в этом и что-то новое, сладостное. Низкий грудной стон слетел с ее губ.
Чейз внимательно посмотрел на Алекс.
— Все так же больно?
— Нет — Она проделала те же движения бедрами. — Нет, уже не больно. Даже приятно.
— Это радует.
— Да, — выдохнула она, снова начав работать бедрами. — Да!
Алекс потеряла счет времени. Они двигались медленно, их тела покрылись легкой испариной.
Ей казалось, что она взбирается на крутой склон, шаг за шагом, все выше и выше с каждым движением. Чем ближе она приближалась к пику, тем разреженнее становился воздух. Легким не хватало кислорода. Голова начинала кружиться.
— Чейз…
— Я здесь. — Голос у него слегка дрожал. — Тебе хорошо?
— Очень! Очень хорошо. А тебе?
— Словно умираю от тысячи блаженных ударов кинжалом. Спасибо, что спросила.
Алекс улыбнулась. Он был таким терпеливым и ласковым с ней. Она покрыла поцелуями его шею и грудь, потом кончиками пальцев провела вниз по руке.
Его рука, лежавшая у нее на ягодице, крепко стиснула ее.
— Ради бога. Александра! Сейчас ты полностью лишишь меня героической сдержанности.
Она подняла на него глаза.
— Может, я на это только и надеюсь.
Прижавшись лбом к ее макушке, он схватил Алекс за бедра, потом вошел в нее резко и глубоко. Она тихо ахнула.
— Да, — наконец удалось ей выдавить. И вдруг Алекс забеспокоилась: что если Чейз подумает, будто ей опять стало больно? — Только не останавливайся!
На этот счет можно было не беспокоиться. Он размашисто работал бедрами.
Если наслаждение было горным склоном, то Чейз взбирался по нему решительными бросками. Прижимаясь к его плечу. Алекс полностью отдалась этому безудержному ритму.
Он входил в нее раз за разом, мощно, с жаром. Его энергия даже пугала ее. Звуки, которые он издавал, хриплые, отчаянные, казались ей восхитительно возбуждающими. А когда Чейз приник к ее уху и разразился грязной бранью, Александра вдруг испытала прилив какого-то порочного возбуждения.
Но чем разнузданней он держался, тем в большей безопасности Алекс чувствовала себя. В первый раз в жизни Алекс поняла, что значит быть по-настоящему, полностью защищенной. Неуверенность, которую она несла в себе, оставила ее наконец.
Она вдруг воспарила, стала невесомой, обрела свободу — это был пик блаженства.
— Господи! — Ритм его сбился, но он не уткнулся ей в шею или в волосы, не отстранился от нее.
Он был рядом! Он был с ней!
— Александра…
— Я с тобой.
— Давай поговорим.
— Мы вместе. — Она провела рукой по его спине. — Я люблю тебя. Для меня нет никого ближе тебя.
— Алекс! Господи, я…
Когда его тело расслабилось от испытанного пика наслаждения, она тесно прижалась к нему. Притянув Алекс к себе, Чейз покрыл поцелуями ее лицо. Когда он поцеловал ее в нос, она засмеялась.
Потом Чейз перекатился на спину. Они лежали, взявшись за руки и глядя на звезды. Неужели это было каких-нибудь пять-шесть часов назад?
Он придвинулся к Алекс — она положила голову ему на грудь. Его пальцы играли ее волосами.
— Мне кажется, мир крутится.
— Мир крутится не переставая.
Чейз тихо застонал.
— Но это правда. Он все время крутится, — улыбнулась Алекс.
— А если так, я скажу: ты мой мир. Ты ведь не крутишься?
— Ты смешной. Мы с тобой находимся на Земле, она вращается, а значит, мы вращаемся вместе с ней.
— Ты разрушила все мои благоглупости.
— Ну да. — Она положила ладонь ему на грудь, туда, где билось сердце. — Мне кажется, правда не может ничего разрушить. Разве понимание того, как устроена Вселенная, ослабляет ощущение чуда от ее существования?
— Если во вращении мы пролетаем сотни миль в час. чудо, что мы все время остаемся на этой скале.
— Тут нет ничего чудесного. Это действует сила тяготения.
Он поцеловал ее в макушку.
— Я люблю тебя. И нет такого способа, чтобы разрушить мое чувство, даже с помощью астрономии.
— Ты прав. — Алекс порадовалась, что Чейз не видит ее лицо, полное ликования. — Любовь — это чудо.
— Понимаешь, для меня это самая логичная на свете вещь — Осторожно отодвинув ее. Чейз перевернулся на бок, чтобы оказаться к ней лицом. Пальцами осторожно ощупал ее лицо, прошелся по контурам тела. — Послушай, я мог бы воспользоваться тем, что здесь в такой час нет ни кареты, ни лодки, или сказать тебе, что мост смыло наводнением. Тогда можно было бы остановиться в деревенской гостинице и сделать вид, что мы вынуждены разделить единственную свободную комнату. Но Господь любит правду. Поэтому скажу честно: остаток ночи я хочу провести, не выпуская тебя из объятий, и мне наплевать, что об этом подумают другие.