За дверью магазина, почти упершись носом в стекло, стояла черноволосая девушка-консультант – размытый проклятым ливнем доппельгангер Вики – таращилась, радостно скалила кривые зубы и махала рукой, как старому знакомому.
«Опять?..»
7
Дежавю. Охранник был похож на старую собаку, продавец напоминала Вику, эти рождественские гимны Олег уже слышал, и само место тоже казалось знакомым, но… Дежавю, дежа не вю.
– Недавно открылись? Прежде не замечал ваш магазин, а тут вдруг…
– У нас целая сеть. Филиалы практически по всему миру.
– Что ж, тем больше шансов, что здесь найдется то, что мне нужно.
– Давайте проверим… Какой у вашей избранницы размер?
– Ну, наверное, как у вас, если вы про палец… Ох. Простите.
– Ничего страшного. – Девица бросила на него одобрительный взгляд и отвернулась к застекленному прилавку.
– Чертов дождь, – ворчал охранник. – Скорей бы зима…
– Могу порекомендовать нестареющую классику, – вернулась кривозубая. – Желтое золото, без камней и прочей мишуры, что лишь подчеркнет серьезность ваших намерений… Если же вы подумаете, что это просто кольцо, то будете не вполне правы. Кольцо – это всегда нечто большее, понимаете? Это особый знак. Как замкнутый магический круг. Дуга, бесконечность которой символизирует вечную связь двух любящих душ…
– Звучит складно. Чувствуется, что вы давно в этом бизнесе.
– О. – Она отвела взгляд. – Кажется, целую вечность.
8
Вадика он знал целую вечность. С Вадиком было спокойно.
Не только потому, что тот был его менеджером («импресарио», как рыжий сам предпочитал говорить). Скорее наоборот – Вадик сумел задержаться в этом качестве, потому что оказался по-настоящему хорошим другом. Льстил перед покупателями, на публике, но при этом оставался предельно честным тет-а-тет. Олег ценил эту откровенность больше, чем деловую хватку приятеля.
Знали бы пацаны с Заволжского, что теперь он водится с такими – такими, как Вадик, – руки б не подали при встрече. Ну и что с того? Олег не собирался ни с кем из них встречаться – ни сейчас, ни когда-то в обозримом будущем. Не в этой жизни. Слой минус, слой плюс, да? Кому акции, перформансы и светская жизнь, а кому пивас после смены на вагонзаводе.
– Ты чего как в воду опущенный, Шемякин? Мокрый весь, фу таким быть, – менеджер жеманничал, но за шутливой интонацией проглядывало искреннее беспокойство.
– Дождь, – пожал плечами Олег, направляясь через маленькую галерею, устроенную прямо в лофте, к себе в студию. Кирпич стен украшали нераспроданные копии старых картин, в студии он писал оригиналы новых.
– Зонт, – не отставая ни на шаг, в тон ему сказал Вадик.
– Забыл опять. Заберу сегодня.
– А голову?..
– Что? – моргнул Олег, замерев перед одной из репродукций – той самой, с женщиной-птицей.
– А голову, говорю, ты не забыл?
Интересный вопросец…
Полотно, как и прочие – от вознесенной критиками до небес «Стаи» до почти мифологического «Московского Голема», – писалось без всяких посторонних мыслей. Он никогда не вкладывал в творчество какие-либо подтексты нарочно, сознательно, просто брал приходящие в голову образы и старался как можно лучше перенести их на холст. Иногда идеи являлись в снах, иногда под кайфом. В прошлом, до встречи с Викой, порой намеренно напивался до беспамятства прежде, чем брать в руки кисть, – чтобы максимально очистить разум и все такое. В Европе подобную технику называли «рисунок подсознания» и считали устаревшей, потерявшей актуальность примерно тогда же, когда ЛСД, хиппи и свободная любовь вышли из моды.
Рассматривая громадный клюв, разрывающий изнутри лицо героини и вместе с ним будто бы само полотно, Олег задумался о том, что, возможно, слои графического редактора – лучшая метафора не только для памяти, но и для того, как работает человеческий разум вообще.
Потому что картина называлась не «Сорока-ворона», как ему помнилось. На стикере, прилепленном в правом нижнем углу, было маркером выведено другое.
ТАЯ ЗДЕСЬ
– Вадик?
– Да, маэстро.
– Тебе никогда не казалось, что жизнь похожа на однообразный, повторяющийся раз за разом кошмар? Череда из копий одной и той же картины…
– В смысле?
– Ну, как будто все, что с тобой происходит, уже когда-то случалось.
– Дай-ка подумать, дружочек… Я круглые сутки вишу на телефоне, отвечаю на адресованные тебе письма, веду все твои странички и хештеги в «Фейсбуке», «Твиттере», «Инстаграме». Частенько даже ночую прямо здесь, в студии. Знаешь, я ведь даже не помню, когда последний раз трахался! И ты еще спрашиваешь, не похоже ли это все на бег по кругу?! – Вадик выдержал паузу и расхохотался. – Конечно же, НЕТ!
– Хм.
– «Хм»?.. Ты в порядке, дружочек? Выглядишь так, будто призрака увидал.
– Забавно, – снова хмыкнул Олег. Подумал, что уже слышал насчет призраков. Опять дежавю – или как называется, когда не видишь, а слышишь что-то уже знакомое?..
– Рад, что ты ценишь мой юмор, дружочек. И все-таки что-то тебя тревожит.
– Ну… Кажется, у меня завелась назойливая поклонница.
– Кто, откуда?
На минуту Олег запустил пальцы в бороду, задумался – и правда, с чего же все началось…
– Возможно, продавец-консультант в ювелирном.
– Ничосе! Так ты был в ювелирном?
– Да. Колечко для Вики купил. Вот.
– Симпати-ишно… У вас все настолько далеко зашло? Или просто другого выхода уже не осталось?
– По всей видимости, да. Скоро же годовщина…
– Ты подумай, Олег. – Рыжий на секунду помрачнел. – Дело-то серьезное.
– За подписчиц в инсте переживаешь, что ли? Что разбегутся?
– За тебя волнуюсь, дурак! Такой большой шаг… Хотя выбор есть всегда, уж поверь. Вопрос в том, правильный ли выбор ты сделал? Вон, Ермакова недавно с очередным разосралась…
– К черту Ермакову.
– Что ж, пусть так. Но ведь остаются другие! Настоящий талант всегда вызывает интерес у пассионарных барышень. Она такая, твоя фанатка? Из тех, что дежурят возле подъездов ночи напролет и подбрасывают пахучие трусики в почтовый ящик?
– Не уверен, – признался Олег. – Кто-то шлет дурацкие эсэмэс и… И, пожалуй, все.
– «Пожалуй» или действительно все? Ничего такого, о чем стоило бы сообщить в полицию?
– Если только прессе. Как думаешь, поход к Малахову поможет привлечь новых клиентов взамен тех, что отпишутся в «Инстаграме»?
– Лучше что-то другое придумать, дружочек. Лавры Сафронова-Павленского более чем сомнительны, сам знаешь.