Накануне полета они получили специальное питание, напоминавшее не столько еду, сколько подозрительно густое смузи с неслыханным ранее вкусом. От них требовалось не быть голодными, но иметь как можно меньше физиологических потребностей и почти пустые желудки. Названия приличного последнего ужина это точно не заслуживало. Фоса вручила Норберту очередную упаковку пластырей.
— Дименгидринат, — строго сообщила она. — Не забудь. Наблюешь в шлем — умрешь. Как нервы?
— В порядке, — ответил он, ибо что еще можно сказать в таком окружении?
— Вовсе не обязательно строить из себя крутого. Держись, но не выпендривайся. Если вырубишься во время старта, нам всем хреново придется. Могу тебе что-нибудь дать.
— У меня есть пластыри, — он подтянул рукав и показал предплечье. — Это тебе Кролик велел?
— Как раз Кролик считает, что для штатского ты неплохо держишься. Он вовсе не злой, просто такой уж он человек. Любишь летать на самолетах? Особенно чартерами?
— Не люблю, но привык. Работа такая.
— Здесь у тебя в сто раз меньше вероятность попасть в катастрофу.
Честно говоря, Норберт не верил в вероятность. Ибо каковы были его шансы оказаться там, где он сейчас находился? Положа руку на сердце? Но в любом случае, настроение его слегка поднялось, к тому же у него имелось собственное средство от стресса. Он снимал ивент.
Естественно, их разбудили в какое-то нечеловеческое время, и, когда после душа, кружки густой жидкости, каким-то образом сочетавшей в себе вкусы желтка, ветчины и манго, и инструктажа они грузились в микроавтобус, над пустыней Гоби лишь занимался рассвет. Норберт просто привык, что в армии ничего не происходит в нормальное время, например в полдень или «после завтрака». Обязательно должно было быть темно, холодно, далеко от дома, и при этом еще приходилось засыпать стоя.
Транспортник возвышался над ними столь монументально, что ему больше подошла бы роль горы, собора или водопада, а не летающей машины. В тени его крыльев мог бы развернуться арабский рынок, а чтобы добраться до люка «Астеропы», нужно было воспользоваться похожей на подъемный кран решетчатой конструкцией с помостом, на который они поднялись на лифте. В оранжевых ЭКОМах и открытых шлемах, с чемоданчиками в руках, они выглядели совсем как в фильме. Для завершения сцены ему следовало торжественно помахать рукой, но, собственно, было некому.
И тут появились квадрокоптеры — пока как пятнышки на горизонте. Большие новосоветские транспортники и две каких-то машины поменьше. Раздался стальной свист, и воздух прорезали две серебристые искры, пачкая прекрасное монгольское небо белыми конденсационными следами.
Обстановка тут же стала нервной. Техники в буквальном смысле впихнули их в кресла, щелкая застежками ремней, а затем выбежали на платформу. Люк со свистом закрылся и загерметизировался, в наушниках взорвался шум голосов, в которых не слышалось паники, лишь спешка. Сзади донесся нарастающий визг шести мощных компрессоров, и транспортник двинулся по полосе. Повернув голову, Норберт взглянул в иллюминатор, в котором виднелись летящие низко над пустыней квадрокоптеры, все еще маленькие, словно стрекозы. С грохотом сработали форсажные двигатели, и транспортник устремился вперед.
— Немедленно прервать миссию! — вмешался в поспешные переговоры центра управления чужой жесткий голос. — Говорит ГУР, Главное управление разведки Монголии. Немедленно прервать миссию!
На Норберта уже навалилась перегрузка, но пока несравнимая с той, что была в центрифуге. Он потянул за рычаг кресла, и пневмоприводы слегка приподняли его голову и спину, так что он смог увидеть картинку в одном из передних иллюминаторов. Пилоты пока лежали в своих креслах и не заслоняли вид. Изначально корабль предназначался для туристов, так что окон в нем имелось более чем достаточно. Норберт снял крупным планом размазанную от стремительного движения полосу, и в это мгновение ее пересек ряд вспышек и фонтанов пыли. Он стиснул зубы, ожидая катастрофы, но транспортник, похоже, помнил свое предыдущее боевое воплощение и продемонстрировал, что во взлете под обстрелом для него нет ничего нового.
Прямо перед их носом пронесся истребитель — серебристый, с замысловатым желто-черным знаком на стабилизаторе. Норберт продолжал снимать, не думая о том, что, как только шасси попадет в выбоину на бетоне, от его карты памяти не останется даже воспоминаний, и в этот момент полоса ушла вниз, а бывший бомбардировщик задрал нос и круто устремился в небо.
Пилот истребителя либо хотел их только остановить, либо не представлял себе, сколь короткий разбег требуется такому чудовищу, но они явно ушли вверх как минимум за пятьсот метров до обстрелянного участка полосы. Лишь позже Норберт сообразил, что если бы в задачу пилота входило их уничтожить, он стрелял бы прямо по транспортнику, а не по полосе.
У него потемнело в глазах, и он вспомнил о дыхании, но тут не приходилось с силой втягивать воздух, как на центрифуге, — комбинезон качал чистый кислород, и все было намного легче. В наушниках шумел хор рассерженных голосов на разных языках, который затем смолк, и остался лишь гул ракетного ускорителя. Внезапно гул стих, и наступила пугающая тишина, на фоне которой среди сотрясений и вибрации слышалось, как скрипит и трещит вся конструкция, будто норовя вот-вот развалиться.
Раздался оглушительный грохот, обрушившийся на них столь неожиданно, что на мгновение Норберту показалось, будто он только что умер.
Но ничего не случилось.
Кабина не развалилась, он не падал с высоты в несколько десятков километров на пустыню Гоби и не оказался внутри облака разогретой до температуры солнца оранжевой плазмы. Он лежал в подрагивающем кресле и летел в космос.
Они преодолели звуковой барьер.
И не более того.
Вой пульсационных двигателей тоже звучал довольно пронзительно, хотя и не мог сравниться с ревом ускорителей. Перегрузка ослабла.
— Внимание, экипаж, — раздалось в наушниках. — Говорит капитан. Нас атаковали. Мы продолжаем стартовать в аварийном режиме, все системы в норме. Бустеры сброшены, через три минуты мы достигнем стратосферы. Общение с центром управления идет по зашифрованному каналу, по крайней мере до тех пор, пока они могут нас вести. Нападения на космодром следует ожидать минут через десять, потом справимся сами. И… дамы и господа, насчет истребителей не бойтесь, это МиГи 29-е, у них шансов против нас, как у пердежа против урагана. Мы уже недосягаемы для них, а через пару минут будем недосягаемы для любого доступного здесь противовоздушного оружия. Насчет персонала космодрома не беспокойтесь, юридические конторы уже извещены. Повторяю, мы продолжаем нашу миссию в соответствии с аварийной процедурой.
Их трясло, вокруг шумело, скрипели ремни, автомат с шипением подавал воздушную смесь. Небо приобретало темно-синий цвет, словно наступала летняя ночь.
— Есть стратосфера! — объявил капитан.
На этот раз никто не радовался. Все лежали и ждали.