Он стоял в нескончаемых очередях, его просвечивали, трассировали, ощупывали и сканировали всеми возможными способами, выворачивали карманы, каждый предмет разглядывали, оценивали и проверяли на просвет, его обнюхивали рычащие собаки, его прогоняли сквозь строй облаченных в броню служащих с руками на кобурах, и каждый раз нужно было заново пристраиваться в хвост в лабиринте ограждений.
Потом его запихивали в самолет, где он втискивался на жесткое сиденье, почти упираясь лицом в спинку переднего кресла, а затем снова ждал с заложенными ушами, сотрясаемый турбулентностями, страдая от жажды и голода, час за часом созерцая узоры на покрытии пола и чувствуя боль в позвоночнике и мышцах, пока наконец не оказывался в другом аэропорту — в новых очередях, под сканерами и взглядами очередных пограничников в чуть иначе выглядевшей форме.
Норман Рольски путешествовал с комфортом.
Сперва он узнал, что в салон можно взять «что хочешь» в разумных пределах, за исключением лишь фортепиано или скаковой лошади. Потом у него забрали его бронированные чемоданы, которым предстояло лететь «другим транспортом», — один с личными вещами и другой со скафандром. При себе у него остался несессер с одеждой, которой должно было хватить на три дня, а также небольшая сумка с тем, что можно было взять на борт самолета и о чем обычно он мог только мечтать.
Они отправились в путь на трех серых микроавтобусах, таких же как и тот, на котором он уже ездил, но дальше началось настоящее развлечение. Он мог сидеть развалившись в глубоком кресле, прихлебывать кофе, который было куда поставить, и смотреть в собственное окно.
Они ехали часа четыре, за которые он успел осушить банку пива, съесть пачку крекеров, выкурить киберетку, просмотреть сплетни и новости, поиграть и даже сходить в пахнущий лесом маленький туалет.
Собственно, это была даже не поездка — всем тем же самым он мог бы заниматься в свободное время у себя в комнате.
Потом стало еще лучше.
Аэропорт Траян-Вуйя, напоминавший остекленный куб с торчащей диспетчерской башней, по крайней мере снаружи выглядел так, словно ему было лет сто — добавились только солнечные панели на крыше и фотоэлектрические зеленые стекла по всему фасаду. Возможно, в середине двадцатого века он не был окружен заграждениями и наполненными гравием проволочными корзинами, вокруг не стояли бронированные машины, а в воздухе не носились рои полицейских дронов. Возможно.
Черт его знает, как тут тогда все выглядело.
Им не пришлось искать место на парковке.
Они не высыпали из микроавтобусов, чтобы встать в очередь на регистрацию в большом пустом зале.
Въехав через боковые ворота, они вошли в зал через боковую отодвигающуюся дверь, напоминая группу туристов, хотя и довольно своеобразную. Было холодно, так что татуировки скрывались под ветровками и куртками, но все равно они выделялись среди остальных. Песочные и серо-зеленые брюки с карманами и молниями, ботинки на солидных подошвах, старомодные бейсболки, бритые головы или коротко подстриженные волосы… Даже стояли они как-то иначе, вроде бы свободно и беззаботно, но вместе с тем словно насторожившись и напрягшись для прыжка. Некоторые позаботились о том, чтобы выглядеть более невинно, надев пиджаки и какие-то неприметные куртки от дождя, но все равно отличались от стоящей в очередях пестрой толпы. Вся их одежда была либо песочного цвета, либо черная, либо буро-зеленая, либо в крайнем случае синяя.
Норберт насчитал восемнадцать человек, в том числе Тайгера, который стоял посередине и собирал у них паспорта, Фосу и Птакера. Он узнал давно не встречавшегося ему Кролика, еще троих, которых уже где-то встречал, может, тогда в Дубае, и двоих отдаленно знакомых из отеля «Мунтения».
Тайгер отдал пачку паспортов усатому типу в серо-голубой форме с надписью POLIŢIA DE FRONTIERĂ
[17] и направился куда-то вбок, к раздвижным дверям из молочного стекла с табличкой «VIP Lounge».
За дверями находился бар, в котором время остановилось еще в начале века, — потускневший хром, деревянные столы, слегка облупившиеся зеркала, матовое стекло, пластик. Однако в нем имелись кресла, столики и мужчина в белой рубашке за стойкой.
— Можно взять по одной, у нас есть около получаса, — объявил Тайгер. — Они заканчивают заправляться, потом погрузят багаж, и можем потихоньку идти.
— А контроль? — спросил Норберт.
— Уже, — безразличным тоном объяснил тот. — Это частный рейс.
— И не скажешь куда?
— Снова не знаешь? — удивился Тайгер. — На Сейшелы. Возьми себе кофе, рюмку цуйки и наслаждайся жизнью.
Норберт даже не помнил, где находятся Сейшелы. Какие-то острова… Африка? Азия? Карибы?
Кроме его группы, занимавшей кресла у нескольких столиков, здесь были еще несколько бизнесменов в искрящихся костюмах, с закрытыми дисплеями лицами, которые жестикулировали, время от времени что-то бормоча, словно пытаясь сосчитать рой невидимых мух перед носом.
Норберт наслаждался вращающимся креслом, кофе и рюмкой сливовицы, которые он послушно заказал, и размышлял о том, когда человек становится безразличным к подобным вещам, переставая обращать на них внимание. Сам он слишком хорошо помнил нескончаемые часы, которые он провел на ногах или сидя на угловатом чемодане, таращась на табло вылетов или высвечиваемые раз за разом предупреждения и запреты.
Здесь все происходило без особой спешки, но много времени не заняло. Господин POLIŢIA DE FRONTIERĂ отдал Тайгеру пачку паспортов, и на этом все закончилось. Не было никаких билетов, посадочных талонов, идентификаторов безопасности, никто даже не заглянул Норберту в карман пиджака. Он поднял свою сумку, в которой могли лежать еда, напитки, электронные устройства и даже гранаты, и они вышли через задний выход прямо на летное поле, к небольшому электрическому автобусу.
И всё.
Временами жизнь Рольски оказывалась намного проще.
Отчего-то он вбил себе в голову, что их ждет транспортный самолет без знаков различия, в который они войдут по опущенному пандусу, в наскоро опорожненный грузовой отсек, полный лебедок и свернутых ремней, чтобы усесться на импровизированные сиденья из трубок и ткани. Ему казалось, что это вполне соответствует тому обществу, в котором он путешествовал.
Самолет, рядом с которым они вышли из автобуса, был достаточно большим — но лишь по сравнению с бизнес-джетом для руководящего звена. Уже не авиетка на несколько мест, но скорее уменьшенный вариант пассажирского лайнера. Среди «эйрбасов» и «боингов» на взлетной полосе он выглядел игрушкой, хотя и смотрелся на их фоне словно ласточка среди гусей. И он нисколько не походил на транспортник.
У него имелся собственный складной трап, на бортах виднелась загадочная надпись «МеркаторЭйр». А дальше все было как в обычном полете, только лучше. У входа их приветствовала стюардесса в серо-голубом жакете, пилотке и косынке на шее, пилоты сидели в кабине с открытой дверью, а не за бронированной переборкой, в светлом салоне не было обычных нумерованных сидений, только большие раскладывающиеся кресла, складные столики из полированного дерева, ковровое покрытие толщиной с лесной мох, а вдоль борта даже шла деревянная барная стойка, и в словно вырубленном в продолговатом черном камне вазоне стоял букет цветов.