Тайна булгаковского «Мастера…» - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Филатьев cтр.№ 108

БУНЕНА. Зачем же чужую фамилию выцарапывать?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Потому что мне понравилось. Это красивая фамилия».

Нужна была отчаянная смелость, чтобы написать такое в те времена. Ведь вся страна ещё прекрасно помнила, что покушение на Ленина в 1918 году было совершено на заводе Михельсона. Говорить о том, что эта фамилия «красивая» и что она «нравится», было равносильно тому, чтобы радоваться покушению на вождя.

А кого скрыл Булгаков под «маской» этого криминального героя?

Если «Михельсон» — это намёк на В.И. Ленина, то Милославский тоже должен иметь какое‑то отношение к почившему вождю.

Но какое?

Был ли среди тогдашних руководителей страны кто‑то, кто бы «покушался» на ленинское наследство?

Был.

Молотов, занявший в 1930 году ленинский пост председателя Совета народных комиссаров и делавший с тех пор всё то, что делал когда‑то Владимир Ильич.

Для тех, кого это сопоставление не убеждало, Булгаков оставил дополнительный намёк — фамилию героя: Милославский.

Молотов — это не фамилия вождя, а его партийная кличка. Настоящей фамилией главы советского правительства была Скрябин. И звали его Вячеслав Михайлович.

Напишем эти четыре слова в несколько ином порядке и выделим по одному слогу! МИ ихайлович, МоЛОтов, ВячеСЛАВ, СК рябин. Из выделенных слогов и складывается фамилия — МИ+ЛО +СЛАВ +СК+ ИЙ.

С помощью машины времени герои пьесы «заглядывают» во времена Ивана Грозного. Но тамошние порядки приходятся им не по душе, и машина времени переносит их в далёкое будущее — в 2229 год, то есть в светлое коммунистическое завтра. В авторской ремарке Булгаков точно обозначает место, в котором оказывается аппарат инженера Рейна:

«Та часть Москвы Великой, которая называется Блаженство…»

Где это? Сразу вспоминается Храм Василия Блаженного. И ещё Кремль, где на полном обеспечении блаженствовала большевистская элита. Булгаков даёт дополнительное уточнение: Рейн, Милославский и Бунша оказываются где‑то рядом с апартаментами Народного Комиссара Изобретений Радаманова. Иными словами, в самом Кремле.

Пришельцев встречают настороженно.

«САВВИЧ. Бойтесь этих трёх, которые прилетели сюда!

РАДAMАНОВ. Что вы хотите, мой дорогой? Скажите понятнее.

САВВИЧ. Я хочу, чтобы они улетели отсюда в преисподнюю».

Невольно складывается ощущение, что Булгаков хотел написать: «в свою преисподнюю». Но тогда получилось бы, что драматург называет советский режим «адом». И слишком откровенное слово — «свою» — было вычеркнуто.

Впрочем, упоминание об аде в пьесе всё равно присутствует — в фамилии «Радаманов». В книге, содержащей перечень всех российских фамилий, такое написание не встречается. Его придумал Булгаков.

Почему он дал своему герою именно такую фамилию?

Не потому ли, что слово «Радаманов» начинается со слога «РАД»? Что это — радость? А может быть, «Р + АД», то есть Р оссийский АД?

Можно толковать и несколько иначе: «Р + АДАМАН»? То есть (зная, что «ман» в переводе с немецкого означает «человек») «человек ада», российского ада ?

Ещё одна любопытная деталь. Р адаманов возглавляет К омиссариат И зобретений. Получается Р + КИ. А Сталин, как мы помним, в своё время был наркомом РКИ. Как тут не улыбнуться очередному «случайному» совпадению?

Попав в страну коммунизма, герои‑путешественники, казалось бы, должны пребывать на вершинах счастья.

«РЕЙН. Миллионы людей мечтают, чтобы их перенесли в такую жизнь. Неужели вам здесь не нравится?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Миллиону правится, а мне не нравится».

Ладно бы ещё вору Милославскому не нравился коммунизм. Но и сроднившемуся с социалистическими порядками Бунше весёлая бесконфликтная жизнь обитателей страны Блаженство тоже не по душе.

«БУНША. Социализм совсем не для того, чтоб веселиться. А они бал устроили».

Кроме того, Бунша боится, что придётся отвечать за несанкционированную отлучку из страны:

«БУНША. Ведь я без разрешения отлучился. Я — эмигрант».

Инженеру Рейну за его машину времени обитатели страны Блаженство сулят золотые горы.

«РАДАМАНОВ… вас, автора этого изобретения, решено поставить в исключительные условия. Все ваши потребности и все ваши желания будут удовлетворяться полностью, независимо от того, чего бы вы ни пожелали».

Радаманов обещает Рейну именно то, о чём когда‑то страстно мечтал сам Михаил Булгаков. Вспомним строки из повести «Тайному другу»:

«Мне очень хотелось бы, чтобы государство платило мне жалованье, чтобы я ничего не делал, а лежал бы на полу у себя в комнате и сочинял бы…»

И, тем не менее, Рейн осторожно спрашивает у коммунистического наркома:

«РЕЙН. Скажите, если я восстановлю свою машину…, мне дадут возможность совершать на ней полёты самостоятельно?

РАДАМАНОВ. С нами, с нами, о гениальный…»

Но гордый инженер продолжает отстаивать право творца на независимость:

«РЕЙН. Народный Комиссар Изобретений!.. Прошу вас, вот мой механизм, возьмите его, но предупреждаю вас, что я лягу на диван и шагу не сделаю к нему, пока возле него будет хотя бы один контролёр».

Рейн не верит радамановским обещаниям, его неудержимо тянет покинуть «блаженную» коммунистическую страну. Точно так же, как тянуло самого Булгакова покинуть «блаженный» социалистический рай. Не случайно диалог инженера и наркома так напоминает телефонный разговор Иосифа Сталина с рвавшимся за границу писателем:

«РЕЙН. Я человек иной эпохи. Я прошу отпустить меня, я ваш случайный гость.

РАДАМАНОВ. Дорогой мой! Я безумцем назвал бы того, кто бы это сделал! И никакая эпоха не отпустила бы вас, и не отпустит, поверьте мне!..

РЕЙН. Я понял. Я пленник, вы не отпустите меня. Но мне интересно, как вы осуществите контроль надо мной? Ведь не милиционера вы приставите ко мне?

РАДАМАНОВ. Откажитесь от своего века, станьте нашим гражданином. А государство приглашает вас с нами совершить все полёты, которые мы совершим».

Радаманов старается убедить Рейна в том же, в чём авиатор Дараган (из пьесы «Адам и Ева») тщетно пытался убедить академика Ефросимова.

Но инженера Рейна (равно как и Ефросимова, да и самого Булгакова) никак не устраивает, что кто‑то будет пытаться наложить руку на его интеллектуальную собственность. И герои пьесы обманным путём угоняют свой «аппарат» из коммунистического будущего и возвращаются в родные времена, в Москву 30‑х годов.