Всю дорогу ветер был добрый и благоприятный, и однажды утром, еще до зари, они прист Лидана Там, решили они, добрый сенешаль Динас, наверно, их приютит и сумеет скрыть их приезд.
Когда рассвело, оба путника направились к Лидану и вдруг увидели, что кто-то рысцой едет за ними на коне по той же дороге. Они бросились в лес, но всадник проехал мимо, не заметив их, потому что он дремал в седле. Тристан узнал его.
— Брат, — сказал он Каэрдину, — это сам Динас из Лидана. Он спит. Без сомнения, он возвращается от своей милой и грезит о ней; невежливо было бы его разбудить. Но следуй за мной на расстоянии.
Он догнал Динаса, тихо взял под уздцы его коня и пошел рядом. Наконец лошадь споткнулась, и толчок этот разбудил спящего. Он открыл глаза и посмотрел на Тристана, словно не веря себе:
— Как! Это ты, Тристан! Да благословит Господь час, в который я тебя снова вижу: я так долго его ждал!
— Да сохранит тебя Господь, друг мой! Какие вести сообщишь ты мне о королеве?
— Увы, грустные вести! Король любит ее и хочет, чем только может, ее порадовать; но со дня твоего изгнания она тоскует и плачет по тебе. Зачем тебе снова видеться с ней? Или ты снова стремишься к своей и ее смерти? Пожалей королеву, Тристан, оставь ее в покое.
— Друг, — оказал Тристан, — сделай мне одолжение: укрой меня в Лидане, отнеси ей мое послание и устрой так, чтобы я увидел ее раз, один только раз.
Динас ответил:
— Жалко мне моей королевы, и я исполню твое поручение только в том случае, если уверюсь, что она тебе по-прежнему дороже всех других женщин.
— О Динас, скажи ей, что она мне по-прежнему дороже всех других женщин, это будет правда.
— Ну, тогда следуй за мной, Тристан, я помогу тебе в твоей нужде.
В Лидане сенешаль приютил Тристана, Горвенала, Каэрдина и его оруженосца, а когда Тристан рассказал ему от начала до конца все то, что с ним случилось, Динас отправился в Тинтажель, чтобы разведать, что делается при дворе.
Он узнал, что через три дня королева Изольда, король Марк и вся его дружина, конюшие и охотники покинут Тинтажель, чтобы поселиться в замке на Белой Поляне, где была приготовлена большая охота. Тогда Тристан дал сенешалю свой перстень из зеленой яшмы и поручение, которое он должен был передать королеве словесно.
Глава XVII
Динас из Лидана
Итак, Динас вернулся в Тинтажель, поднялся по ступеням и вошел в залу. Под балдахином Марк и белокурая Изольда сидели за шахматной доской. Динас сел на скамью возле королевы, как бы для того, чтобы наблюдать за ее игрой, и два раза, притворившись, будто указывает ей ходы, положил свою руку на шахматную доску; на второй раз Изольда узнала на пальце перстень с яшмой. Тогда для нее игра кончилась. Она толкнула слегка руку Динаса так, что несколько фигур упало в беспорядке.
— Видите, сенешаль, — сказала она, — вы так спутали Мою игру, что я уже не могу продолжать ее.
Марк вышел из залы. Изольда удалилась в свой покой и велела позвать к себе сенешаля:
— Ты послан Тристаном, друг?
— Да, королева, он в Лидане, скрывается в моем замке. — Правда ли, будто он женился в Бретани?
— Вам сказали правду, но он уверяет, что ничуть не изменил вам, что ни одного дня он не переставал любить вас более всех женщин, что он умрет, если не повидает вас хоть раз. Он просит, чтобы вы согласились на это, исполнив обещание, которое вы ему дали в последний день, когда он говорил с вами.
Королева помолчала некоторое время, раздумывая о другой Изольде. Наконец она ответила:
— Да, в последний день, когда мы с ним говорили, я, помнится, сказала ему: если когда-либо я увижу перстень с зеленой яшмой, то ни башни, ни крепкий замок, ни королевский запрет не помешают мне исполнить волю моего милого, будет ли то мудро или безумно.
— Королева, через два дня двор должен покинуть Тинтажель, чтобы направиться в Белую Поляну. Тристан просит передать вам, что он спрячется в терновых кустах около дороги. Он умоляет вас сжалиться над ним.
— Я сказала: ни башни, ни крепкий замок, ни королевский запрет не помешают мне исполнить волю моего милого.
На третий день, когда весь двор готовился к отъезду из Тинтажеля, Тристан, Горвенал, Каэрдин и его оруженосец надели кольчуги, взяли мечи и щиты и направились тайными тропками к назначенному месту. Две дороги вели через лес к Белой Поляне: одна — широкая и отлично вымощенная, по которой должно было пройти шествие, другая — каменистая и заброшенная. Тристан и Каэрдин оставили на второй дороге обоих оруженосцев, которые должны были поджидать их там, охраняя коней и щиты, сами же забрались в лес и спрятались в чаще. Перед этой чащей, посреди хорошей дороги, Тристан положил ветвь орешника, обвитую побегом козьей жимолости.
Вскоре шествие показалось на дороге. Впереди ехал отряд короля Марка. В стройном порядке проследовали фурьеры и конюшие, повара и кравчие, потом капелланы, псари с борзыми и ищейками, потом сокольничьи с соколами на левой руке, за ними доезжачие, потом рыцари и бароны. Они ехали мелкой рысцой, чинно выстроившись по двое, и любо было смотреть на них, богато одетых, на конях в бархатной сбруе, усыпанной ценными украшениями. Позади всех проехал король Марк, и Каэрдин восхищался, видя вокруг него ближних его людей, по двое с каждой стороны, одетых сплошь в золотые или багряные ткани.
Затем появился отряд королевы. Впереди ехали прачки и горничные, за ними жены и дочери баронов и графов. Они ехали поодиночке, и каждую сопровождал молодой рыцарь. Наконец показался конь, на котором сидела красавица, краше которой Каэрдин никогда еще не видел: прекрасная станом и лицом, с плоскими бедрами, хорошо очерченными бровями, смеющимися глазами и маленькими зубами; она одета была в красный бархат, тонкая пластинка золота с драгоценными камнями украшала ее прекрасный лоб.
— Это королева? — спросил шепотом Каэрдин.
— Королева? — сказал Тристан. — Нет, это Камилла, ее служанка.
Затем проехала на сером коне другая девушка, с лицом более белым, чем февральский снег, и более алым, чем розы. Глаза ее сияли, как звезды, отраженные в источнике.
— Ну, теперь я ее вижу; это королева, — сказал Каэрдин.
— О нет, — отвечал Тристан, — это Бранжьена Верная.
Вдруг засветилась вся дорога, точно солнце внезапно излило все сияние сквозь листву высоких деревьев, и появилась белокурая Изольда. Герцог Андрет — да будет он проклят Господом! — ехал по ее правую руку.
В это мгновение из терновой чащи полились трели малиновки и жаворонка; Тристан вложил в них всю свою нежность. Королева поняла знак своего милого. Она заметила на дороге ветвь орешника, крепко обвитую козьей жимолостью, и подумала в своем сердце: «Так и мы с тобой, милый: ни ты без меня, ни я без тебя».
Она остановила своего иноходца, подошла к коню, который вез на себе усыпанный драгоценными камнями домик, где на пурпурном коврике лежала собачка Пти-Крю, взяла ее на руки и стала гладить ее рукой, своей горностаевой мантией ласкать и нежить ее. Потом, положив ее на место, обернулась к терновой чаще и сказала громким голосом: