– «Курьер» и «Трибуна», – сказала она продавцу, беря газеты, и даже произносить слова было так же странно, как странны были названия газет, которые она покупала.
– Восемь центов, – откликнулся продавец, и Терез посмотрела на сдачу, которую он ей дал, и увидела, что разница между восемью центами и двадцатью пятью была всё той же.
Она побрела по холлу, заглянула через стекло в парикмахерскую, где брились пара-тройка мужчин. Чернокожий чистильщик обуви наводил лоск на чьи-то туфли. Высокий человек с сигарой, в широкополой шляпе и ковбойских сапогах прошёл мимо неё. Она запомнит навсегда и этот холл тоже – этих людей, старомодного вида деревянную резную панель регистрационной стойки и мужчину в тёмном пальто, который посмотрел на неё поверх газеты, вжался в своё кресло у чёрно-кремовой мраморной колонны и продолжил чтение.
Терез открыла дверь в комнату, и при виде Кэрол её пронзило как копьём. Она на секунду застыла, взявшись за дверную ручку.
Кэрол посмотрела на неё из ванной, с занесённой над головой расчёской. Кэрол обвела её взглядом с головы до ног.
– Не делай этого прилюдно.
Терез бросила газеты на кровать и подошла к ней. Кэрол вдруг обхватила её руками. Они стояли, обнявшись так, будто больше никогда не собирались разлучаться. Терез дрожала, в глазах появились слёзы. Трудно было найти слова, стоя вот так заключённой в объятия Кэрол, ближе чем при поцелуе.
– Почему ты так долго ждала? – спросила Терез.
– Потому что… я думала, что второго раза не будет, что я не захочу. Но это не так.
Терез вспомнила про Абби, и словно тонкая завеса горечи опустилась между ними. Кэрол разомкнула руки.
– И ещё… чтобы ты была рядом, напоминала мне, чтобы, зная тебя, я знала, как это было бы легко. Прости. Это было нечестно по отношению к тебе.
Терез крепко стиснула зубы. Она смотрела, как Кэрол медленно удаляется от неё через комнату, как пространство между ними ширится, и вспоминала тот первый раз, когда Кэрол так же медленно уходила от неё в магазине – ей тогда казалось, навсегда. Когда-то Кэрол любила Абби тоже, и сейчас она корила себя за это. Интересно, подумала Терез, а за любовь к ней она тоже однажды станет себя корить? Теперь ей стали понятны гнев и нерешительность декабрьских и январских недель, суровые выговоры, чередующиеся со всевозможным потворством. Но также она сейчас понимала – что бы Кэрол ни говорила на словах, теперь больше нет ни преград, ни колебаний. И Абби, начиная с сегодняшнего утра, тоже не было, что бы там ни произошло между Абби и Кэрол в прошлом.
– Да? – спросила Кэрол.
– Я так счастлива с тобой, с той самой минуты, как тебя узнала, – сказала Терез.
– Вряд ли ты можешь судить.
– Сегодня я могу судить.
Кэрол не ответила. Лишь дверной замок лязгнул в ответ. Кэрол заперла дверь, и они были одни. Терез пошла к ней, прямо в объятия.
– Я люблю тебя, – проговорила Терез, просто чтобы услышать эти слова. – Я люблю тебя, я люблю тебя.
Но в тот день Кэрол, казалось, намеренно почти не обращала на неё внимания. Больше надменности было в наклоне её сигареты, в том, как она задним ходом отъехала от бордюра, выругавшись, не совсем в шутку.
– Чёрта с два я опущу монету в парковочный счётчик с прерией прямо на виду, – сказала Кэрол. Но когда Терез всё-таки удалось поймать на себе её взгляд, глаза Кэрол смеялись. Кэрол дразнила её, то приникая к её плечу, когда они стояли перед сигаретным автоматом, то ногой касаясь её ноги под столом. Тело Терез от этого одновременно делалось обмякшим и напряжённым. Она думала о киногероях, как они держатся за руки, и почему им с Кэрол нельзя так же? При этом, когда она всего лишь взяла Кэрол под руку, пока они стояли в лавке, выбирая конфеты, Кэрол пробормотала: «Не надо».
Терез послала коробку конфет миссис Робичек, и ещё одну – супругам Келли, из магазина сладостей в Миннеаполисе. Матери Ричарда она отправила необычайно большую коробку – двухъярусную, с деревянными отделениями, которые, она знала, миссис Семко потом приспособит для швейных принадлежностей.
– А с Абби ты это когда-нибудь делала? – неожиданно спросила Терез в тот вечер в машине.
В глазах Кэрол вдруг появилось понимание, и она моргнула.
– Ну и вопросы ты задаёшь, – сказала Кэрол. – Разумеется.
Разумеется. Она так и знала.
– А сейчас?..
– Терез…
Натянутым тоном она спросила:
– Это было совсем так же, как со мной?
Кэрол улыбнулась.
– Нет, дорогая.
– Тебе не кажется, что это приятнее, чем спать с мужчинами?
Кэрол улыбнулась, она была позабавлена:
– Не обязательно. Может быть по-разному. Кого ты вообще знала, кроме Ричарда?
– Никого.
– Ну и тебе не кажется, что стоило бы попробовать с другими?
На секунду Терез лишилась дара речи, но пыталась держаться как ни в чём не бывало, барабаня пальцами по лежащей на коленях книге.
– Я имею в виду когда-нибудь, дорогая. У тебя ещё много лет впереди.
Терез промолчала. Она не могла себе представить, что в принципе когда-либо расстанется с Кэрол. Это был ещё один ужасный вопрос, который засел в её голове с самого начала и сейчас бился в мозг с болезненным и настойчивым требованием ответа. Захочет ли Кэрол когда-нибудь от неё уйти?
– То есть то, с кем ты спишь, во многом зависит от привычки, – продолжала Кэрол. – И ты ещё слишком молода, чтобы принимать грандиозные решения. Или формировать грандиозные привычки.
– Ты просто привычка? – спросила она с улыбкой, но в своём голосе услышала обиду. – То есть не более?
– Терез… нашла же ты время впасть в такую меланхолию…
– Я не в меланхолии, – запротестовала она, но под ногами снова был тонкий лёд – эти неопределённости. Или всё дело в том, что ей всегда хотелось иметь чуточку больше, чем у неё есть, независимо от того, сколько у неё есть?
Она сказала импульсивно:
– Ведь Абби тоже тебя любит, да?
Кэрол чуть вздрогнула.
– Абби любила меня практически всю свою жизнь… даже вот так, как ты.
Терез смотрела на неё во все глаза.
– Я как-нибудь тебе расскажу. Что бы там ни было когда-то – это дело прошлое. Многих-многих месяцев назад, – сказала она так тихо, что Терез едва услышала.
– Всего лишь месяцев?
– Да.
– Расскажи сейчас.
– Сейчас не время и не место.
– Никогда не время, – ответила Терез. – Ты ведь сама сказала, что никогда не бывает подходящего времени?
– Я так сказала? О чём?
Но обе они на минуту замолчали, потому что новый шквал ветра с силой запустил дождём, как миллионом пуль, по капоту и ветровому стеклу, и какое-то время они не слышали ничего другого. Грома не было, словно гром, где-то там наверху, скромно воздержался от поединка с этим другим богом, богом дождя. Они пережидали в ненадёжном укрытии холма на обочине.