Времена моря, или Как мы ловили вот такенную акулу с вот такусенькой надувной лодки - читать онлайн книгу. Автор: Мортен А. Стрёкснес cтр.№ 21

Ведомость содержит исчерпывающий перечень продукции: рыба сырая, соленая, вяленая и сушеная (разных сортов), печень (свежая, консервированная в спирту, бланшированная под острым паром) и продукты из нее – жир, отжатый с помощью центрифуги, жир горячего отжима прессовым способом, сквашенный жир, промышленный жир холодного отжима и, последним, “Прочий жир”. Далее идет икра (сырая, пряного посола, крепкосоленая), гуано (рыбный жмых), рыбьи головы, а в самом низу табели: печеночная гракса, шлам, то есть отходы жиротопления.

Дух заводской суеты по-прежнему осязаемо присутствует в этом здании. Всякой работы, выполнявшейся здесь, людей, живших и руководивших делами – от первого забитого гвоздя до выселения последнего обитателя. Место навечно промариновалось воспоминаниями о них. Я так и вижу, как тикают на стенах невидимые часы. И все показывают разное время, и ни одни не идут правильно.

В восьмидесятые годы здание завода выкупила семейная пара из Финляндии. Она тоже оставила за собой многочисленные следы. Ее звали Пиркка, его – Пекка. Она – видный финский психолог, он – режиссер, в семидесятые годы ездивший в дальние страны снимать документальное кино про жизнь тамошних этносов (в Финляндии многие из этих фильмов стали культовыми). Два ученых и утонченных финна – их речи были интеллигентны, лапидарны и взвешенны (по крайней мере, когда я беседовал с ними). Вообще, оба разговаривали так, будто нежились в сауне, даже если сами дрожали от холода, что не редкость на Скрове. Его занимали цветы, во множестве растущие в удивительно теплой, защищенной и плодородной ложбинке Хаттвика, которая укрылась в глубине острова. На пути к этому месту складывается впечатление, будто впереди нет ничего – только камни да лысые пригорки, ну, в лучшем случае редкая расщелинка или клочок земли. И вдруг выходишь на цветущую поляну.

Пиркка и Пекка оставили после себя толстую связку финских газет “Хувудстадсбладет” и “Илта-Саномат”. На стене доныне сохранился сделанный со спутника снимок шхер – финско-шведского архипелага, по-фински – saaristomaailma. Тысячи крохотных островков практически слились в единый пояс, связующий Финляндию со Швецией, – лишь в одном месте разрыв величиной в два десятка километров, по которому корабли проходят в Ботнический залив.

Одному небу известно, как Пиркку с Пеккой занесло на Скрову, но, очутившись здесь, влюбились они в эти места и выкупили Осъюрдгорден целиком, когда, путешествуя по северам, прослышали, что двор выставлен на продажу. Что у нее, что у него годы на ту пору были уже немалые. Каждое лето наведывались они сюда на несколько недель, чтобы провести отпуск. И, приезжая, занимали скромный угол в одном из жилых домов. Словно разорившиеся дворяне, которые, промотав чины и капиталы, спрятались от мира в закутке своего обветшалого замка. Они наверняка любили это место, но в то же время явно пугались его размеров и чувствовали себя слегка не в своей тарелке. Кто-то из их родных или друзей увлекался подводной охотой (на дворе валяется надувная лодка, дырявая), вот этот кто-то, по-видимому, и уговорил пару приобрести здоровенный рыбный завод, едва поместившийся на маленьком островке в Лофотенском архипелаге. Каждое лето финны гурьбою покидали свои мелководные берега и отправлялись нырять на Скрову – с ластами, гидрокостюмами и подводными ружьями; все снаряжение и экипировка по-прежнему висит на крючках в комнатах, в которых когда-то селились финны. Пекка и Пиркка нырять не ныряли, но были не прочь окунуться.

Однако в конце концов уступили Осъюрдгорден обратно Осъюрдам. Уже пятнадцать лет, как они покинули Скрову. Впрочем, когда Хуго говорит про них, возникает ощущение, что финны могут вернуться сюда в любой момент, хотя это вряд ли.

На Осъюрдгордене построено два больших дома. Главный дом, который поближе к воде, – трехэтажный, площадью свыше тысячи квадратных метров. Позади него расположился дом чуть поменьше, тоже трехэтажный. Сбоку одноэтажное техническое здание для разделки рыбы. В главных домах размещались жиротопка, посольный цех, жилые комнаты и склады для хранения свежей и сушеной рыбы.

Три строения объединены наподобие святой троицы: составляя единое целое, они одновременно ценны каждое по отдельности. Внутри вы практически не замечаете, как переходите из здания в здание. Уж сколько раз я бывал тут и, кажется, должен знать это место как свои пять пальцев, а всё не знаю. Всякий раз, чуть отклонясь от главных коридоров главного дома, я обнаруживаю закутки, помещения, а то и целые отделения, которых не замечал прежде. Место будто хранит неистощимый запас комнат и каждый раз предлагает мне открыть для себя новую. И, кстати, похожая история повторяется с островом. Каждый раз, гуляя по Скрове, я оказываюсь в уголках, в которых еще не бывал – выхожу то на незнакомый пляж, то к старому немецкому бункеру, глядящему на меня с неприступной высоты.

В один из вечеров, слишком ненастных, чтобы думать о рыбалке, мы с Хуго, отужинав, забираемся на чердак. Сверху донизу чердак забит, завален, увешан рыбацким барахлом. Если бы кто-то задался целью, он смог бы устроить рыбозавод и жиротопку с оборудованием столетней давности. Чего тут только нет: огромные выварки, прессы, жировые котлы, сепараторы, трубки, жернова, дегтярницы и безмены, а также подъемные устройства на блоках, зубчатых колесах, лебедках, внушительные деревянные корыта, электромоторы, сачки на черенках длиной в несколько метров, черпаки для сельди и другие загадочные инструменты из дерева и железа. В одной кладовой стоит несколько дюжин дубовых бочек из-под жира. На одних проставлен штемпель “Жир медицинский”, на других “Жир сквашенный”. В нескольких бочонках поменьше, должно быть, хранился коньяк – контрабанда в те годы цвела на всех побережьях. Когда, например, сельдяной траулер “Сето” до наступления путины ни с того ни с сего брал курс на континент, о целях его торопливого похода была осведомлена даже норвежская таможня.

Здесь полным-полно старинного, но вполне годного оборудования. Многое изготавливалось на месте, а потом в течение столетий совершенствовалось местными мастерами: механиками, бондарями, плотниками, кузнецами, сучильщиками и другими гениальными самоучками, умевшими решить любую задачу, дай им только подручный материал и инструмент. Глядя на большинство устройств, хранящихся на чердаке, мне остается только гадать, как они применялись. Я тычу в диковинный невысокий штатив с железным раструбом наверху. Судя по форме, с одной стороны что-то вкладывали, чтобы вынуть с другой. Вероятно, эта штуковина соединяется еще с каким-то механизмом.

– А, да это сайдочистка, – бросает Хуго и следует дальше.

– Ну, так дураку понятно. Конечно, сайдочистка. Не трескочистка же, это я просто впотьмах не разглядел, – ехидничаю я.

Хуго, смерив меня взглядом, усмехается.

– Чешую снимать. С сайды. Потому сайдочистка.

Каждый раз, натыкаясь на непонятный предмет, Хуго принимается как бы боксировать с тенью. Кружится перед ним, выбрасывает руки с разной высоты и непрерывно рассуждает о форме и назначении вещи. Силясь проникнуть в ее тайну, указывает места, куда должно что-то вставляться или откуда должно что-то выходить, где можно повернуть и в какую сторону, как соединены между собой детали и тому подобное. В завершение подводит теоретическое объяснение, которое устраивает его и, как правило, выглядит убедительно в моих глазах.