Времена моря, или Как мы ловили вот такенную акулу с вот такусенькой надувной лодки - читать онлайн книгу. Автор: Мортен А. Стрёкснес cтр.№ 18

Иной раз я спрашиваю себя, насколько велика в моем друге доля морского млекопитающего.

Что происходит в морской пучине под нами, на глубине свыше трехсот метров? Почуял ли хищник нашу зловонную приманку, маслянистые продукты распада которой распространяются под водой, подобно клубам дыма? А как быть, если и впрямь возьмется? От одной мысли об этом грудь наполняется сладким восторгом с примесью жути.

Один мой приятель, ходивший матросом на траулере, поведал мне однажды, как они обычно поступали с гренландскими акулами, коим не повезло сперва угодить в трал, а после быть поднятыми на палубу. Привязав акулу веревкой за хвост, ее поднимали грузовой стрелой и вывешивали за борт. Там перерубали хвостовой стебель, и акула тяжко плюхалась в море. Рубили как по маслу – у гренландца, как и у любой акулы, костей нет – сплошные хрящи. Акула, упав в воду, сперва думала, что отделалась легким испугом, но вскоре понимала, что с ней что-то в высшей степени неладное. Мы бы сами, отруби нам кто обе ноги да брось за борт в открытое море, справились не лучше той акулы. Без хвостового плавника акула беспомощна. Не способна ни плыть вперед, ни даже держаться в воде. Скоро она пойдет ко дну, и там в ледяном мраке ее, скорее всего, заживо сожрут другие гренландские акулы.

Похожим образом истязали гигантских акул, рассказывает Хуго. Обыкновенно, перевернув пойманную вверх тормашками, ей вспарывали брюхо, чтобы вытекла печень. Лишив же печени, отпускали.

Впрочем, хвост гренландцу рубили не всегда. Мой приятель с траулера сказывал еще, что, бывало, на боку акулы они писали краской название выловившего ее траулера, оставляя своеобразное послание следующим траулерам, какие бы ни поймали ее. Поймав акулу с такой надписью, рыбаки со следующего траулера писали свое название с другого бока и отпускали рыбу вновь. Конечно, проще было бы послать поздравительную открытку, но у рыбаков с годами устоялись свои хохмы.

– Погоди-ка! Кажется, буй повело, – замечает Хуго.

Действительно, наш гигантский поплавок ведет себя неестественно, как-то суматошно подрагивая на воде. В паре сотен метров от нашей лодки, угодившей в самый эпицентр скумбриевого косяка, явно наметилось какое-то движение. Хуго заводит мотор, и через минуту мы уже на месте.

Хуго начинает выуживать. Вернее, тянет-потянет, да так натужно, что сомнений не остается – взялось что-то крупное. Когда Хуго устает, я сменяю его. С моей помощью дело движется еще медленней. Доводилось ли вам когда-нибудь поднимать семиметровую акулу в семь центнеров весом, болтающуюся на трехсотметровом канате с поводком в виде шестиметровой якорной цепи? Канат врезается в пальцы, идет борьба за каждый дециметр, и кажется, ей нет конца. Прилипшие к канату медузы больно жгутся, не добавляя приятности нашему труду (работаем-то мы без рукавиц).

И тут, когда руки вконец обессилели, а до добычи осталось метров пятьдесят с небольшим, канат вдруг пошел легко. Всякому, кто рыбачил, знакомо это разочарование. В долю секунды рушатся самые радужные ожидания. Только что ты был на подъеме, энергичен и собран, и вот уже, считая ступеньки, катишься в темный подвал. Больно режет руку веревка под тяжестью груза, но еще больнее режет душу утрата этой тяжести. И подъем холостой веревки, пусть весит она самую малость, дается трудней. Вот уже под лодкой завиднелись и цепь, и крюк на ней. Я тащу их наверх, и они позвякивают в воздухе. На кости, когда мы наживляли ее на крюк, было немало красных шматков мяса. Теперь ее словно отполировали. Только копошатся какие-то козявки, напоминающие жуков. Видимо, как раз те раки, что селятся на брюхе у акулы.

На кости и на жировых наростах видны отметины как от пилы – следы акульих челюстей. Я просовывал жало крюка в отверстие для сухожилия, теперь же оно сидит глубоко в самой кости. Я наблюдал, как гренландские акулы в любой ситуации предпочитали раздавить челюстями все что ни попадя. Видимо, поэтому наша акула и не засеклась. И сорвалась. И нам остается лишь молча сидеть.

Потом, когда схлынет первая волна разочарования, мы примем сход не за нашу неудачу, но за знак, указывающий, что мы все делаем правильно. Мало кому с первой попытки посчастливилось быть в шаге от поимки гренландской акулы. Ладно, меняем наживку и закидываем по новой.

А в глубине, под нашими понтонами, ходит наш кракен и жаждет насытиться. Всего в нескольких сотнях метров от нас, ближе к земле, виднеется яхта. На ней веселится молодежь, наслаждаясь чудесной погодой. Девчонки ныряют с борта – водичка холодна да теплее уже не будет. Знали бы, чье недреманное око смотрит из пучины, пока они плещутся в море – птицей бы вспорхнули обратно на яхту. На одной из девушек оранжевый купальник. Неизвестно откуда распространилось мнение, что желтый и оранжевый провоцируют акулу на агрессию. Потому австралийские водолазы и серфингисты не носят этих цветов.

Больше в этот день не клевало. И на другой день тоже. На третий день мы не стали снимать нашу снасть на ночь. Наутро ее как не бывало. Будто пошла ко дну. Оба буя, влекомые незримой силой в виде течения либо гренландской акулы, наверняка были уже далеко на пути к океану. Искать их – напрасный труд. Будь у нас даже вечность впереди и море бензина в запасе, вероятность обнаружить их была бы близка к нулю.

Три дня погодя поворачиваем домой. Идем через Вест-фьорд. Буи и цепь заносим в статью убытков, включая и дорогущий канат. И вдруг, посреди Вест-фьорда, несмотря на дрянную видимость и высокий вал, чуть не натыкаемся на нашу пропажу. Веревка и цепь целехоньки. Нету только крюка да мочки – полукруглой скобы, скрепляющей цепь с крюком. Уму непостижимо. Крепежная скоба не могла раскрыться, даже застряв в водорослях. Раздавить ее тоже весьма мудрено. Что-то с ней приключилось. Так мы себя успокаиваем. Честнее, конечно, было бы признать, что мы по-детски сглупили, оставив снасть бесхозной на всю ночь. Это вам любой местный рыбак подтвердит. Сила течения так велика, что одолеет все и вся, дай только срок.

Наша моторка выписывает на воде Вест-фьорда белую букву V. На горизонте невысокой аркой встает радуга. Так и подмывает взять курс на радугу и пройти под ней с триумфом. Однако мы пришли сюда не за радугой.

Манящий горизонт, где небо сходится с морем, мгновенно прочерчивается острой линией. Порождая оптические иллюзии. Мелкие островки вдали теперь кажутся много ближе. Купаются в поблескивающих волнах. Солнце прячется на западе в магниево-белых облаках у самого небосклона. Там и сям видны скопления туч, проливающиеся дождем вдали от нас. Солнце скрыто от наших глаз, лишь лучи его подсвечивают контуры туч да бьют в их прорехи, подобно гигантским прожекторам, неторопливо перебираясь с волны на волну. Мир перед нами встает, будто выскобленный до блеска и убранный зеркалами зал. Цвета устричной скорлупы и серого сланца.

На подходе к острову Энгелёй мы попадаем в окружение внушительного косяка скумбрии, которая по своему обыкновению преследует стайку планктонного рачка. Скумбрия Хуго не занимает. Когда я предлагаю ему выудить пару хвостов, чтобы зажарить на гриле, он только презрительно фыркает. Подобно подавляющему большинству северян, приятель мой самого недоброго мнения об этой рыбе, и вовсе не из-за старинных предрассудков, связанных с нею. Просто ему претит ее вкус. Как он только ее не готовил! Все без толку. Перепробовав кучу рецептов, Хуго так и не нашел верного способа полностью избавиться от характерного привкуса. Впрочем, сказал, коль охота, лови на здоровье и жарь потом, только, пожалуйста, подальше от меня.