Особо пруссаков интересовало привлечение артиллеристов, тем паче состоявших при «новоинвентованных» орудиях. Если верить их показаниям, однако, те успели перед пленением оборвать со своих камзолов характерные черные «артиллерийские» воротники и обшлага, чтобы выдать себя за обычных пехотинцев, и не купились на обещанные тридцать сребреников — триста талеров за измену
[429].
Судьбы остальных цорндорфских пленных решались по-разному: кому-то, как Михайле Крючкову, удалось сбежать из плена и добраться до своих (№ 9); кого-то выкупали (либо они выкупались сами) самостоятельно: в приграничной Риге устраивали специальные сборы на выкуп пленных
[430]. К выкупу, кстати, прибегали и пруссаки, как в случае с принцем Фридрихом Евгением Вюртембергским, который был захвачен в плен русским отрядом
[431]. К курьеру, с которого началась наша история, удача повернулась лицом, и он вернулся к армии уже через месяц
[432]. «Добра молодца» Захара Чернышева и польского волонтера Антония Сулковского Фридрих отпустил под честное слово через год
[433]. Большинство же остальных цорндорфских пленников стали возвращаться домой лишь после подписания общего картеля о размене пленных в октябре 1759 г.
[434]
Совершенно забытой оказалась драматическая история с неудавшимся восстанием русских цорндорфских пленных в Кюстрине, о финале которой упоминает пастор из Нойдамма (№ 116). Между тем, она настолько примечательна, что заслуживает отдельного упоминания. Военно-судные дела в Пруссии сгорели вместе с Потсдамским военным архивом, а в корреспонденции Фридриха II эпизод обойден молчанием, так что остается ссылаться на косвенные источники. Согласно городской хронике,
Спустя около шести недель
[435] после битвы [при Цорндорфе] пленные русские офицеры, числом около восьмидесяти, составили здесь (в Кюстрине. — Д. С.) заговор. Три тысячи солдат, которые ночью все лежали в казематах, а днем зарабатывали себе скромное жалование, разбирая завалы пожарищ, по условленному сигналу должны были поднять мятеж; напав на слабый гарнизон, состоявший из батальона ландмилиции, завладеть взятыми при Цорндорфе и выставленными на рыночной площади 103 орудиями и соединиться затем либо с российской армией у Старгарда, либо с австрийской у Губена. Однако за день до исполнения покушение было раскрыто. Караулы были удвоены, русские офицеры взяты под арест, а лейтенант из Курляндии по имени Людерс по приказу короля колесован
[436].
Российский агент, поляк Брацишевский сообщал в ноябре 1758 г.: В Кюстрине
молва носится, что граф Чернышев намерение имел россиискими пленными, которых тогда втрое болше гарнизону было, город взять, но предуспеть не мог, потому что один из пленных вступив в прускую службу всю таину раскрыл.
Сие предприятие будто от графа Чернышева следующим образом затеено и производилось: уведомился он, что в крепости капитан, которои 16 лет в оном чину служит, с которым ознакомится старался. А потом преклоня ево на свою сторону и поверив ему произведение намерения обещал ему генералское достоинство. И тако более было не осталос как способного времени ожидание. Между тем комендант сего города поехал в одну не в далеком разстоянии лежащую мызу, где и начеват хотел, аднако возвратяс вечером того капитана арестовал, а графа Чернышева допросить хотел, которои тем оправдался, что яко российскои поддданои своеи природнои Государыни ползу наблюдал. А что ему в сем не удалось, оное комендант своему щастию приписать имеет
[437].
Эта история иногда смешивалась с мятежом в Кюстрине пленных австрийцев 5 июля 1762 г., которым удалось тогда не только вырваться из казематов, но и овладеть орудиями на крепостном валу
[438]. События такого рода в Семилетнюю войну вообще отнюдь не редкость. Для голодных и принуждаемых к службе пленных искушение было слишком велико из‐за обычно слабого караула в крепостных гарнизонах, составленного из инвалидов и ландмилиции. Пленный прусский капитан Людвиг Франц Шамбо (Chambaud), содержавшийся в крепости Пиллау в Восточной Пруссии, в 1759 г. тоже составил, к примеру, заговор с целью «захвачения и взятия крепости Пиллавской»
[439].
Но вернемся в Кюстрин: непонятно, на чем же русские собирались перевозить массу орудий, без лошадей и к тому же без лафетов
[440]. Однако то, что целью были именно орудия, особенно «секретные», о которых так пеклись в Петербурге, вполне вероятно. Поскольку русские разъезды все еще появлялись в это время в Нойдамме (№ 116), план соединиться с армией не выглядел столь уж фантастично. То, что предприятие затеял импульсивный и к тому же понимающий толк в военном деле граф Захар Григорьич Чернышев, звучит тоже вполне достоверно. Имея свободу передвижения в крепости, он имел для этого все возможности.