Ленин. Человек, который изменил всё - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Никонов cтр.№ 192

«Милитаризм породил свой неизбежный результат – суровый диктаторский дух: люди, стоящие у власти, делают свою повседневную работу с сознанием, что у них под командой трехмиллионная армия и что гражданская оппозиция их воле может быть легко сломлена, – делился впечатлениями от посещения России Бертран Рассел. – Из всего этого возникла система, неприятно напоминающая прежнее царское правительство, – система, являющаяся азиатской по своей централизованной бюрократии, секретной службе, атмосфере правительственного таинства и покорности террору»¹⁹⁷³.

У большевиков развился «синдром гражданской войны» – стремление любой ценой избежать повторения кошмара гражданской войны – сочетания внешней интервенции великих держав с мощной внутренней контрреволюцией. Производной от этого синдрома был другой синдром – «осажденной крепости» в море враждебных капиталистических сил.

Все это наложило неизгладимый отпечаток и на все здание Советской России, которое возводил Ленин.

И все: тот Советский Союз, который был формой существования России на протяжении большей части ХХ века; тот советский народ, который заявлял себя новой исторической общностью и надеждой всего прогрессивного человечества; та страна, где жили наши прадеды, деды, отцы, мы сами, – все это было, так или иначе, воплощением мыслей и действий Ленина.

Архитектурный замысел самого Ленина изначально не был стройным, а затем претерпевал конъюнктурные изменения. Появлялись пристройки, боковушки, надстройки. Конструкция не была, мягко говоря, совершенной. Но это был дом, который построил Ленин.

Несущей конструкцией ленинского государства выступала партия. Одна. «Диктатуру осуществляет организованный в Советы пролетариат, которым руководит коммунистической партией большевиков»¹⁹⁷⁴, – объяснял Ленин. Во главе с ним – вождем мирового пролетариата.

Значительный русский философ Борис Петрович Вышеславцев утверждал: «Свою структуру компартии Ленин сознательно основал на основе ведущего отбора, на законе революционного меньшинства, управляющего массами»¹⁹⁷⁵. Партия была под стать вождю. Их было немного. Но никто другой не располагал большей организованностью и готовностью к самопожертвованию. «Их нервы крепки, – писал в эмиграции «сменовеховец» Николай Устрялов. – Нет прекраснодушия; вместо него здоровая суровость примитива. Нет нашей старой расхлябанности; ее съела дисциплина, проникшая в плоть и кровь. Нет гамлетизма; есть вера в свой путь и упрямая решимость идти по нему»¹⁹⁷⁶. Бертран Рассел находил у большевистской верхушки черты сходства с воспитанниками британских привилегированных школ: «У тех и других налицо хорошие и плохие черты молодой и жизнеспособной аристократии. Они мужественны, энергичны, способны властвовать… склонны к диктаторству, и им недостает обычной снисходительности к плебсу»¹⁹⁷⁷.

Виктор Серж, много общавшийся с большевистской верхушкой, так объяснял «психоз абсолютной власти» большинства руководителей партии: «Он происходил из комплекса неполноценности еще недавно эксплуатируемых, порабощенных, униженных; из самодержавных традиций, невольно проявлявшихся на каждом шагу; из подсознательной озлобленности бывших каторжников и тех, кто избежал виселиц и тюрем империи; из атрофии нормальных человеческих чувств, вызванной мировой и гражданской войнами; из страха и решимости сражаться до конца. Эти настроения были усилены жестокостями белого террора»¹⁹⁷⁸.

Зиновьев называл Ленина «апостолом мирового коммунизма», «апостолом божьей милостью». В советских изданиях уже в 1918 году были публикации, намекавшие на Ленина как на нового Спасителя. Началось создание культа, который понадобился как для усиления легитимации режима, так и в силу специфики партии, которая все больше становилась похожей на квазирелигиозный орден. Как не вспомнить слова из «Коммунистического манифеста» о том, что «нет ничего легче, как придать христианскому аскетизму социалистический оттенок»¹⁹⁷⁹.

Такой характер партии имел несколько важных следствий. Во-первых, ленинизм у власти неизбежно должен был стать государственной религией (что было плохо, прежде всего, для Русской православной церкви). В официальную идеологию-религию превратился русифицированный марксизм, – со своими пророками, Спасителем, апостолами, мучениками, иерархией служителей культа, дьяволом (в лице классовых врагов и мирового капитализма), сакральными текстами и обрядами (съезды и партсобрания).

Во-вторых, религия не могла существовать без верховного божества или, на худой конец, без его наместника на земле. Персонализация политики требовала от вождя бессмертия, если не в буквальном, то, по крайней мере, в переносном смысле. Лозунг «Ленин – живее всех живых», который столько десятилетий вдохновлял на свершения советский народ, выражал самую суть правления.

В-третьих, шло постоянное закостенение учения, сужение рамок познания и вариантов действия. Подлинный коммунист, замечал Бертран Рассел, «это человек, который разделяет целую систему определенных догматических верований, вроде философского материализма, которые, может быть, и истинны, но не носят научного характера (нет таких способов, которые позволили бы установить их истинность с определенностью)»¹⁹⁸⁰. Подобный догматизм мировоззрения большевиков приводил к идеологической нетерпимости.

Эта нетерпимость, в‑четвертых, в свою очередь, оказывалась источником огромного количества расколов и ересей. Партия постоянно, особенно на первых порах, разрывалась в острейшей межфракционной борьбе вокруг не столько проблем реальной политики, сколько догматов учения. Французский философ Альбер Камю как-то замечал, что «церковь была сурова к еретикам только потому, что видела своего наизлейшего врага в блудном сыне»¹⁹⁸¹. Борьба с ересями и заблудшими сыновьями велась в компартии действительно с особым ожесточением и соответствующими методами.

И партийная иерархия смахивала на церковную. «Партией, собирающей ежегодные съезды (последний: 1 делегат от 1000 членов), руководит выбранный на съезде Центральный комитет из 19 человек, причем текущую работу в Москве приходится вести еще более узким коллегиям, именно так называемым “Оргбюро” (Организационному бюро) и “Политбюро” (Политическому бюро), которые избираются на пленарных заседаниях Цека в составе пяти членов Цека в каждое бюро. Выходит, следовательно, самая настоящая “олигархия”. Ни один важный политический или организационный вопрос не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике без руководящих указаний Цека партии»¹⁹⁸².

Функции ее высших партийных органов были определены весьма расплывчато. Политбюро по идее должно было решать вопросы политической важности, Оргбюро – организационные, а Секретариат – рассматривать менее важные и готовить заседания Оргбюро и Политбюро. Но в то же время всякое решение Секретариата, если оно не опротестовывалось никем из членов Оргбюро, становилось автоматически решением Оргбюро, а его решение, не опротестованное никем из членов Политбюро, становилось решением ПБ, то есть всей партии. Каждый член ЦК мог опротестовать решение Политбюро на пленуме ЦК, что не приостанавливало исполнение этого решения.