Библиотека потерянных вещей - читать онлайн книгу. Автор: Лора Тейлор Нейми cтр.№ 53

– Шутки шутками, но это круто, что ты согласилась в последнюю минуту подменить актрису. Сяду в первый ряд и буду тебя поддерживать.

Я почувствовала ком в горле:

– Ты придешь в пятницу?

– Ни за что не пропущу.

Я смогла увернуться от прямого взгляда его лучистых глаз, сев на свой металлический стул и крутанувшись на нем. Лицо залил румянец – наверное, такого оттенка не было даже в палитре «Элизы Б.». Разве мало было поцелуя с Джейсом на сцене? Теперь придется делать это на глазах у его лучшего друга и парня, который… хватит. Мысли о пятом акте не спасут меня в пятницу, не говоря уж о вечерней репетиции.

Эшер поставил локоть на стойку, возле монетницы:

– А скажи, так быстро запоминать весь этот текст Шекспира – это твой вариант скорочтения?

Я пожала плечами:

– Я даже не знаю принципов скорочтения.

«Турбовинтовые самолеты. Проносящиеся сквозь текст. Может, я просто люблю все быстрое» – так он говорил.

– Если коротко, меня учили сочетать две разные техники. Нужно разбивать на фрагменты и отказаться от субвокализации. Разбивка на фрагменты – умение видеть группы слов как цельную единицу, а не каждое слово отдельно. В ход идет периферийное зрение, и таким образом схватываешь больше текста. Занимающиеся скорочтением знают, как свести к минимуму движения глаз, чтобы на их скачки вперед-назад уходило меньше времени.

– Очень интересно. Я знаю, что субвокализация – это мысленное проговаривание слов при чтении.

Эшер расплылся в улыбке:

– Ну конечно, ты знаешь! Разве есть определение, которого ты не знаешь?

Я опустила голову, едва заметно улыбнувшись.

– Мы не можем совсем отказаться от субвокализации, она нужна для понимания текста. Но мы с тобой, наверное, по-другому с ней работаем. – Эшер сделал большой глоток ромашкового чая и коснулся листков с текстом роли. – Так как же твоему мозгу удастся меньше чем за четыре дня превратить печатный текст в выученную роль?

– Наверное, то, что я делаю, прямо противоположно скорочтению. Я читаю слова, и они становятся частью меня. Это получается особенно хорошо, когда я на них сосредоточиваюсь. Получается, я не просто мысленно проговариваю слова. Я… пропускаю их через себя. Мозг вцепляется в текст и не отпускает, как нечто важное. – Я говорила все тише и тише. – Как человек, который не хочет отпускать то, что ему дорого.

– Это может прозвучать странно, но я все равно скажу. – Эшер моргнул, в его глазах отражались земля и солнце. – Кажется, ты влюбляешься в слова. И поэтому больше не можешь их забыть.

– Если влюбленность – это когда не можешь не думать о… них.

– Я всегда считал это первым признаком влюбленности.

Казалось, он перестал ориентироваться в пространстве, как пилот, зависший между полюсами компаса. Лицо обмякло – и челюсть, и щеки, и чуть приоткрытые губы. Но Эшер тут же выпрямил спину, откашлялся:

– Это очень важно для любви. Ну, когда постоянно о ком-то думаешь. То есть для людей, которые действительно влюблены.

Был ли он действительно влюблен? Боже, спросить я не осмелилась. Но знала, что этот вопрос вместе с другими словами – с ролью Беатриче, над которой я страдала, – засядет у меня в голове. Эти слова заберут мое сердце, и мой мозг запомнит их навсегда.

– Как бы там у тебя это ни получалось, я пойду на Дарси-шоу. Не каждый день выпадает возможность увидеть литературного гения в действии. Ты необыкновенная.

Ах! Идеальное, прекрасное слово. Мне хотелось носить его на запястье, как первый в жизни подарок от мальчика. Но особых надежд я не питала.

– Спасибо. Только вот в школе меня обычно называют не необыкновенной, а суперботаном.

– Они неправы. И, скорее всего, завидуют.

– Я… что-то ты сегодня не читаешь, – глупо вырвалось у меня. – Ну, на своем обычном месте для перерывов.

Я облизала губы и ощутила ванильный вкус блеска, который Марисоль до этого на мне испробовала. Я непроизвольно потянулась за книгами. Другого выхода не было. «Питер Пэн» лежал на самом дне сумки, так что пришлось обхватить ладонями листки с ролью и дышать.

– Вчера я дочитал последний интересный роман в отделе подержанных книг. – Он попятился и показал на мягкие кресла винного цвета. – Теперь придется пить свой чай без книг. И, хоть это и звучит заманчиво, я не могу все время надоедать тебе.

Мои глаза на мгновение впились в его. Выйдя из-за стойки, я подошла к полкам с триллерами. Выбрала роман в твердой обложке, который только что попал в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», и протянула Эшеру. Он пробежал обложку глазами, поднял бровь.

– Если порвешь ее, чаем обольешь, строительной… грязью измажешь или обложку помнешь, станешь новым хозяином. И ежедневно, пока не дочитаешь, что случится дня через три-четыре, ставь ее вот сюда. – Я постучала по пустому месту на полке. – Потом можешь взять другую.

Его улыбка как фейерверк.

– А «Питера Пэна» можно?

– Вообще-то это запрещено. Можно любую, кроме «Питера».

На последнем слове я вдруг поняла, что шучу и заигрываю. С парнем. Что сейчас со мной было?

– Ну вот, теперь из-за тебя мне еще больше хочется его прочитать. Но правила есть правила. И спасибо, – добавил он, направившись в сторону мягких кресел. Раскрыв книгу, он бухнул ногу на кофейный столик и «забыл» подставку под чай. Значительно ухмыльнулся. – Дай угадаю, Уинстон поднимет вой, если ты здесь посидишь?

– Туда я захожу, только когда убираюсь.

– Но ведь его сейчас нет, и он не узнает, что ты, пока не было покупателей, посидела здесь, так ведь? – Эшер похлопал по соседнему креслу. – Ему даже в голову не придет, что ты тут немного отдохнула, пока учила роль. Тут намного удобнее, чем на твоем стуле за стойкой. Я ни слова не скажу.

Нет. Страшная мысль. Это строго воспрещено.

– Почему бы и нет, – ответила я.

Лучше бы миссис Ховард привязала к моему кардигану ниточки и дергала меня, как марионетку. Перейди на авансцену, теперь вправо. Подойди, но не очень близко. Попади в метку, но наклони корпус к Джейсу, не к публике.

Когда наступил долгожданный перерыв, я выскочила со сцены за кулисы слева и выпила полбутылки воды. Восстановив водный баланс, я решила подумать о хорошем: мое рабочее расписание изменилось, и миссис Ховард перенесла дополнительные репетиции, они теперь начинались сразу после уроков. Хорошим было и то, что остальные артисты обращались со мной как с какой-то фарфоровой куклой. Если я сломаюсь, занавес в пятницу не поднимется. Им было невдомек: я должна сделать невозможное – сыграть так, чтобы мою занудную личность приняли, и, возможно, даже приняли доброжелательно. Хотя бы на несколько дней.