Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - читать онлайн книгу. Автор: Мари Бреннан cтр.№ 51

– Что происходит?

Том только пожал плечами.

– Король просит выслушать его в парламенте, перед Общинами и Лордами. Якобы имеет сказать то, что поспособствует примирению. Брэдшоу ему отказал, а после члены комиссии затеяли спор. К тому, кто его начал, подошел сам Кромвель – правда, о чем они говорили, я не слыхал. И вот теперь Брэдшоу призвал всех удалиться на совещание.

Совещание продолжалось добрых полчаса – полчаса, исполненных тревог. Кромвеля Энтони помнил по Палате общин – запугивать тот был мастер. Правда, в чистке Палаты он к Айртону не присоединился, но с тех пор, как согласился участвовать в этом судилище, держал свою сторону непоколебимо. Каких бы возражений ни выдвинул его коллега по комиссии, в том, что они переживут схватку, происходящую в эти минуты вдали от ушей публики, Энтони сомневался.

И оказался совершенно прав. Когда удалившиеся вернулись, Том негромко заметил, что несогласного среди них нет, а Брэдшоу объявил, что в просьбе выслушать его Карлу отказано.

Казалось, его обращению к подсудимому не будет конца. Лорд-председатель обрушил на короля град юридических доводов пополам с историческими примерами, большую часть которых Энтони мог бы разгромить в мгновение ока. Одно лишь из сказанного Брэдшоу поразило его до глубины души.

– Меж королем и его народом существует договор, обоюдосторонняя сделка, – говорил человек в красной мантии. – Одна из связующих их нитей есть долг суверена защищать свой народ, другая же – долг подданных хранить суверену верность. И, сэр, если сия нить однажды разорвана – прощай, суверенитет!

«А ведь когда-то все так и было устроено, – с тоскою подумал Энтони. – Но, увы, сия нить в самом деле разорвана».

Карл то и дело пытался вставить хоть слово, ответить на обвинения Брэдшоу, но после трех дней его весьма едких нападок Брэдшоу вовсе не собирался повторять прежней ошибки, позволив королю овладеть положением. Поспешно разделавшись с заключительными пунктами, он объявил подсудимого виновным, и поднявшийся с места клерк зачитал заранее заготовленный приговор.

– Тиран, изменник, убийца и враг государства, вышесказанный Карл Стюарт казнен будет смертью через отсекновение головы от тела.

Всколыхнувшись величавой волной, члены комиссии в знак общего согласия поднялись с мест.

Слова приговора падали на душу каплями жидкого свинца.

«Значит, не низложение, не заточение, – думал Энтони. – Значит, его казнят».

– Не позволите ли и мне сказать кое-что, сэр? – мягко спросил король Англии со своего кресла.

Но нет, дать ему слово Брэдшоу и не подумал. В глазах закона Карл был уже мертв, а мертвые не разговаривают. С замершим сердцем увидел Энтони смятение на лице короля, осознавшего собственный просчет. Он ничего не понимал, он ожидал еще одной возможности – нет, не изменить приговор, но высказаться. Голос его зазвучал громче, отчаяннее, но стражники сомкнулись вокруг него, точно латная рукавица, а члены комиссии сделали вид, будто не слышат его выкриков.

Смирившись с бесславным поражением, Карл все же сказал напоследок:

– Что я? Мне слова ни к чему. Подумайте, какое правосудие ожидает других!

Халцедоновый Чертог, Лондон, 30 января 1649 г.

– Тебе нельзя туда, – ровно, устало сказал Энтони. – Никак нельзя.

Храня гробовое молчание, придворные дамы Луны занимались важным делом – одевали госпожу. Нужды в их помощи не было никакой, ведь Луна велела подать самое простое, незатейливое платье, но, тем не менее, все они предпочли остаться, дабы в согласии с Принцем хоть выражением лиц, хоть взглядами, но выразить неодобрение.

– Твоя власть, лорд Энтони, распространяется на дела смертных, но не дивных. Куда мы отправляемся – наша собственная забота.

Пожалуй, отповеди столь формальной он не заслуживал, однако нервы Луны были истрепаны так, что тут уж не до куртуазности. Нервы Энтони, несомненно, тоже.

– Я вовсе не приказываю тебе, государыня, – сквозь стиснутые зубы отвечал он. – Я лишь напоминаю, что покидать свои владения и подвергать себя подобной опасности крайне неблагоразумно.

– Некогда я считалась в этом одной из лучших, – с некоторым раздражением заметила Луна в попытке преуменьшить опасность затеи. – Тебе вовсе ни к чему опасаться, что меня обнаружат.

– Как бы там ни было, ты собираешься отправиться туда, где для тебя хуже, чем в пекле, и ничего при этом не выиграешь!

В сердце вспыхнула искорка гнева. Неужели он полагает, будто ей нужны только выгоды? Будто она неспособна искренне заботиться о чем-либо, кроме благополучия собственного двора?

Вошедшая в комнату с хрустальным ларцом в руках, Амадея так и съежилась под устремленным на нее взглядом Луны. Высвободившись на минуту из рук придворных дам, Луна повернулась к своему соправителю.

– Я обещала, – заговорила она, как можно отчетливее произнося каждое слово, – оберегать Англию от бед. И вместо этого позволила ей попасть в руки воинственной клики, поступившейся ее благом в угоду собственным интересам. И вот сегодня они отрубят голову ее королю – царствующему монарху, отданному собственными подданными под суд и приговоренному к смерти.

Выразить всю глубину ее ужаса не могли никакие слова. Да, короли с королевами гибли и прежде – низвергнутые, отрекшиеся от престола, убитые из-за угла, – но чтобы так, оставаясь на троне, с претензией на законность… подобного на свете еще не бывало.

Скрыть сии чувства было бы невозможно, и потому Луна решила воспользоваться ими, будто оружием. Пусть Энтони видит.

– Я не позволю всему этому произойти без меня.

«Он спорит со мной, защищая мои владения – из опасений, как бы меня не постигла беда, после чего оба королевства скатятся в хаос вместе».

Лишенный и места в парламенте, и должности олдермена, и всякого иного влияния в собственном мире, Энтони оберегал вторую свою правительницу усерднее прежнего. Что ж, это было вполне понятно…

«И все-таки я должна это видеть».

Наконец Энтони склонил голову.

– Тогда идем. Времени меньше и меньше.

Дворец Уайтхолл, Вестминстер, 30 января 1649 г.

Над Кинг-стрит царило безмолвие. Тут и там чьи-то губы неуверенно, со слезой бормотали молитвы, но сотни человек, запрудивших улицу, свешивавшихся из окон, вскарабкавшихся на крыши, ждали, храня угрюмое, противоестественное молчание.

Фоном сцены служил итальянский фасад Банкетного зала – классический известняковый островок в окружении тюдоровского кирпича. Ограждение установленного перед ним помоста было обтянуто черной тканью, скрывавшей от собравшихся на улице невысокую плаху в центре и скобы, вбитые в доски вокруг нее. Коли возникнет нужда, короля прикуют к эшафоту цепью, точно пса.

И Тауэр-Хилл, и Тайберн были слишком просторны – поди усмотри. Некогда казнь Страффорда привлекла к себе огромную злорадствующую толпу, и те люди, в чьи руки перешли бразды правления Англией, рисковать не желали: что, если ныне подобная толпа обратится против них? Между тем, пределы Уайтхолльского дворца держать под присмотром было проще простого: по одну сторону Кинг-стрит – Банкетный зал, по другую – Ристалище, а с юга – ворота Холбейн-гейт. Из угла близ эшафота, с орудийной платформы – наследия военных времен, на улицу взирали черные жерла пушек, а эшафот окружал строй кавалеристов в латах и при оружии. Словно в насмешку, королю Карлу выпало принять смерть перед собственным же монументом во славу прекрасного – изящным творением зодчего Иниго Джонса с божественным потолком работы самого Рубенса.