Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - читать онлайн книгу. Автор: Мари Бреннан cтр.№ 38

В той же мере, в какой не сомневалась в неверности кое-кого из остальных.

Все тело, до самых костей, пробрал озноб: наверху, в Сити, церковные колокола начали бить полночь, но их перезвон катился волнами над охранительными чарами дворца, не причиняя никому зла. В дальней стене вестибюля темнела высокая арка – она-то и выведет их во дворик, что на Фиш-стрит. Самые робкие из придворных то и дело бросали в ее сторону испуганные взгляды.

– Пора, сэр Лислик, – безмятежно, точно не опасаясь ничего на всем свете, заговорила Луна. – Колокола звонят.

Златоволосый рыцарь поклонился, торжественно поднял сундучок из ограненного аметиста и, преклонив колено, протянул его Луне. Внутри, под крышкой, лежал аккуратно нарезанный на ломтики хлеб.

Колокольный звон стих. Ни внутри, ни снаружи не слышалось больше ни звука. Потянувшись к сундучку, Луна взяла себе ломтик, но ко рту его не поднесла. С любопытством оглядев хлеб, она устремила взгляд на коленопреклоненного рыцаря.

– Ответь мне, сэр Лислик, – сказала она, – какая судьба нам была уготована? Прогулка по миру смертных без маскирующих чар и все сопряженные с нею последствия? Или ты замышлял нечто большее? Не ждут ли наверху пуританские проповедники, готовясь обратить наши души в прах? – Голос ее набрал силы, загремел под сводчатым потолком. – С какой целью ты предлагаешь нам хлеб, не принесенный в жертву?

Едва не выронив сундучок, Лислик резко вскинул голову, и на кратчайший миг в глазах его отразилась вся правда – все то, о чем давным-давно догадывалась Луна. От внезапного ужаса желудок ее сжался в тугой комок. Если он принял меры…

Однако в притворстве Лислик был сущим мастером.

– Не принесенный в жертву хлеб, Ваше величество? Что это может…

С этими словами он вскочил на ноги. Оброненный сундучок треснул на каменных плитах.

– Стража! – вскричал он, схватившись за эфес шпаги, однако ж не потеряв головы настолько, чтоб обнажить оружие в присутствии королевы без более веских причин. – Стража! Кто-то пытался обмануть Ее всемилостивейшее величество королеву!

Луна резко вскинула руку, остановив своих рыцарей.

– Неплохо сыграно, – сказала она, – и мы могли бы поверить тебе, не имейся у нас улик. Обман сей затеян тобой, Лислик. Доказательств тому – в избытке. Не довольствуясь страхами, посеянными в умах наших подданных, ты решил нанести нам удар в самое сердце.

Щелчок пальцами – и гоблины взялись за дело. Прежде, чем Лислик успел хоть шевельнуться, мара сдернула с его талии пояс, крепко стиснув костлявыми пальцами так и оставшуюся в ножнах шпагу, а фетч плотоядно осклабился, глядя ему в глаза. Разумеется, смерть он предвещал только людям, но при виде такой улыбки содрогнется и дивный!

Приказы от Луны они получили еще накануне. Гоблинов Луна взяла с собою, так как стражникам веры не было: что, если заколеблются, замешкаются при аресте? Вот и сейчас ее рыцари в замешательстве топтались на месте, порываясь действовать, но не зная, что делать.

Лислик подобрался и благородно расправил плечи.

– Ваше величество, – торжественно поклялся он, – я не имел намерений предлагать вам хлеб, не принесенный нам в жертву.

И это, в отличие от предыдущих протестов, было сущей правдой. Лислик мог сколько угодно раздавать при дворе самый обычный хлеб, никем не предложенный в дар дивным, но был отнюдь не настолько глуп, чтобы подсовывать его самой королеве. А вот кое-кого из его соратников, что не блистали умом, и вдохновлять на подобную глупость не требовалось. Да, губить Лислика под вымышленным, фальшивым предлогом Луна отказалась наотрез, а вот запутать его в хитросплетениях собственных замыслов – дело совсем иное. Тут требовалось открытое, явное преступление, столь отталкивающее, чтоб ее народ отрекся от Лислика по собственному почину, лишив и его, и всех его присных былого влияния.

– Буде ты того пожелаешь, – с изысканнейшей любезностью сказала она, – можешь отстоять свою правоту на судебном поединке. Если ты невиновен в подмене жертвенного хлеба на обычный, дабы посеять при дворе страх и раздоры – сделай одолжение, докажи это с оружием в руках.

Лислик покраснел – снизу вверх, от ворота к щекам. Обвинения он опровергнуть не мог. Подобно тому, как небрежение долгом привело Керенеля к проигрышу в поединке чести, вина Лислика обречет на поражение и его, вздумай он только решиться на поединок. Это ведь только у смертных победы и поражения зависят лишь от умения владеть шпагой…

В конце концов Луна отвела взгляд от Лислика и оглядела вестибюль. Рыцари, придворные, благородные леди – в должной мере были потрясены даже те, кто прежде держался с Лисликом весьма и весьма любезно.

– Итак, он молчит, – объявила она, словно хоть кто-нибудь мог бы сего не заметить. – И доказательств его – и не только его – вины у нас предостаточно.

Полное искоренение Наследников заметно подорвало бы силы ее двора, однако этого и не требовалось. Четверых главных злоумышленников будет вполне довольно: без них все прочие живо присмиреют, а трое остальных уже взяты под стражу теми, кто оставался ей верен.

– Ведите его в Тауэр, – велела Луна, кивнув гоблинам, по-прежнему державшим Лислика за локти. – Там мы расспросим его о господах, коим он служит – как только исполним обычаи нынешней ночи.

Еще один щелчок пальцами, и из мрака выступил спригган ^[34] с новым, проверенным жертвенным хлебом.

– Идемте. Нас ждет канун Дня Всех Святых.

Королевская биржа, Лондон, 7 ноября 1648 г.

– Вы меня отсылаете?!

Внутренний двор Королевской биржи не слишком-то подходил для приватных бесед, однако Бенджамин Гипли отыскал Энтони именно там – и, по всей видимости, не для того, чтоб запросто оставить его в покое. Оглядевшись вокруг, Энтони повлек его в угол галереи, к свободному отрезку окаймлявшей ее скамьи.

– Послушать вас – так вы первый, кого просят послужить Халцедоновому Двору в отдаленных землях.

Природная скрытность натуры Бена не подвела: заговорил он негромко, однако настойчиво.

– Дело не в отъезде из Лондона. Я не могу оставить вас. Особенно в такое время.

Промозглая сырость и холод ввергли торговлю в застой; двор Биржи был занят посетителями разве что вполовину против обычного. Некогда царившее здесь буйство красок уступило место однообразным унылым тонам, предпочитаемым благочестивыми: все те же дорогие ткани, однако самый яркий цвет вокруг – тускло-зеленый. Сколь бы усердно дивные ни подражали модам верхнего мира, порой они поступали в точности наоборот. Двор в эти дни одевался так пестро и ярко, что просто кровь из глаз.

Энтони указал на свой солидный, неброский, винного цвета дублет.

– Я – респектабельный баронет, олдермен, член парламента. Да, хоть и чудом, однако ж держусь. Со мною все будет в порядке.