Следующим вечером в девять тридцать я остановилась у входа в Гранд-отель. Я столько раз меняла свое решение! Стоило мне убедить себя пойти, как я сразу же начинала себя отговаривать. Я все еще сомневалась, что поступаю правильно. Когда Роберт попросил меня о встрече, я как-то не задумалась о том, что она выпадет на канун Нового года. На тротуарах толпился народ, так что мне пришлось идти по проезжей части. Казалось, весь Истборн высыпал на улицы. Повсюду царила атмосфера радостного предвкушения и надежды.
На ступеньках у входа в отель сидели люди. Они смеялись, пели и пили пиво из стеклянных бутылок. Я сомневалась, что смогу отыскать Роберта в этой обезумевшей толпе. Я начала протискиваться между празднующих. Мужчины хватали меня за руки и пытались усадить рядом с собой. Я понимала, что все это вызвано хорошим настроением, и вырывалась, смеясь.
В фойе яблоку было негде упасть, а вокруг бара люди толпились в четыре ряда, крича и протягивая деньги усталому бармену. Потом кто-то коснулся моего плеча, и передо мной возникло красивое лицо Роберта.
Он что-то сказал, но я ничего не услышала, только увидела движения губ. В такой шумной толпе невозможно было разобрать ни слова. Он положил руку мне на талию и повел к залу для отдыха. Возле рояля собралась небольшая компания, но здесь было намного тише, чем в баре. Мы сели на диванчик у окна.
Я откинулась на подушки.
– Не расслышала, что ты сказал.
– Я думал, ты не придешь. Вот что я сказал.
– Я до последнего сомневалась.
Он кивнул:
– Понимаю.
Я уставилась на собственные руки. Не знала, что сказать, и чувствовала себя не в своей тарелке. Наконец я подняла взгляд.
– Зря я пришла, – вздохнула я.
Роберт ласково улыбнулся:
– Но я этому рад. – Он встал и протянул мне руку.
– Что это значит?
– Ну, если говорить у нас не получается, можно хотя бы спеть.
Я усмехнулась:
– Ты серьезно?
– Почему бы и нет? Скоро Новый год, самое время для песен!
Мы подошли к собравшимся вокруг рояля гулякам. В певицы я не годилась, но все равно присоединилась к остальным, подпевая знакомым песням, которые крутили по радио. Услышав «Белые скалы Дувра» и «Мы встретимся снова», я почувствовала, как к горлу подступает комок, поэтому то и дело умолкала. Роберт часто не знал слов песен, поэтому просто подпевал мелодии. Я посмотрела на него и улыбнулась. Он был таким красивым и юным, что мой гнев начал таять, открывая дорогу прощению.
Ближе к полуночи мы, взявшись за руки, перешли через дорогу и оказались на набережной. Корабли давали гудки, а в церквях звенели колокола, провожая старый год и приветствуя новый, тысяча девятьсот сорок пятый. Роберт поцеловал меня в щеку.
– С Новым годом, крошка Нелл, – сказал он.
Я посмотрела на темную воду и подумала о своих родных. Живы ли они? Отмечают ли сейчас Новый год? Вспоминают ли нас с Олив? Я так на это надеялась! Я ужасно скучала по ним. Мне хотелось вновь увидеть их, хотелось обнять маму.
Роберт приобнял меня за плечи, и я прижалась щекой к шершавой ткани его пальто. Я знала, что больше его не увижу, но была рада, что в эту особенную ночь мы были рядом. Я закрыла глаза и помолилась о том, чтобы он пережил войну и благополучно вернулся домой, к своей семье.
Глава сороковая
В перерывах между приготовлением яичниц с беконом миссис Райт не отлипала от радиоприемника. Однажды мартовским утром она сообщила нам, что войска Монтгомери
[5] переправляются через Рейн.
– Монти говорит, что сражение идет хорошо, – объявила она, как будто только что пообщалась с фельдмаршалом по телефону.
Всех переполняла надежда, что война вот-вот закончится. Добровольческие оборонные отряды уже распустили.
– Это что-нибудь да значит, верно? – повторяла миссис Райт.
– Цыплят по осени считают, – напоминала миссис Бэкстер. – Рано радоваться, с войнами все не так просто.
Олив кивнула.
– С мальчишками тоже, – с видом знатока заявила она, обмакивая кусочки тоста в яйцо.
– У тебя что-то не клеится с Генри? – спросила миссис Бэкстер.
– Не то чтобы, – ответила сестренка. – Но он все время хочет играть в догонялки с поцелуями, а от него вечно пахнет маринованным луком. Он просто с ума сходит по этому луку. Правда, его мама просила меня не волноваться, потому что он уже съел почти все, что было в доме, а она не планирует мариновать лук до следующего Рождества.
– Тогда в Рождество лучше держаться от него подальше, – усмехнулась я.
– Я и собираюсь, – сказала Олив. – А когда Генри женится, я предупрежу его жену, чтобы никогда не делала маринованный лук.
– Отличный совет, – согласилась миссис Бэкстер, с нежностью глядя на мою сестренку.
Я скучала по своей семье, но сейчас, когда мы жили с миссис Райт и миссис Бэкстер, у нас как будто было сразу две заботливые матери. Я знала, что никогда не забуду их доброту. Обе любили нас с Олив как родных детей.
Джин проводила Эрика на фронт, и теперь мы все старались ее подбодрить. Она держалась очень стойко, и я гордилась своей подругой.
– Я знаю, с ним все будет хорошо, я в этом уверена, Нелл.
– Конечно, – согласилась я. – Теперь ему есть к кому возвращаться.
– Я рада, что ты помирилась с Робертом, прежде чем он уехал.
– Я тоже. Это оказалось проще, чем я думала.
– Если бы Роберт не был женат, полагаю, все сложилось бы иначе. Он, по словам Эрика, очень к тебе привязался и много ночей не спал из-за тебя.
– Но он женат. Я не могу представить, как бы все сложилось. В любом случае верю в то, что все, что ни делается, – все к лучшему. Нам с Робертом просто не суждено быть вместе. Вот и все.
– Я получила письмо от Эрика, и Роберт просил передать тебе привет.
– Значит, они снова друзья?
Джин кивнула:
– Я так и думала. Их дружба оказалась довольно крепкой.
– Я рада. Я винила себя за их ссору.
– Ты ни в чем не виновата, он сам дурак. Надеюсь, он усвоил этот урок.
– Думаю, да.
– Впрочем, готова биться об заклад, жене он не признается. Я бы не простила Эрика, поступи он так со мной.
– Эрик бы никогда так не поступил, Джин.
– Уверена, жена Роберта думала так же.
На смену зиме пришла весна, которую все встречали как героя, вернувшегося с войны. Дни стали длиннее, а вечера теплее. По деревьям порхали птицы, все вокруг наполнялось новой жизнью. Это было обновление, новое начало. Казалось, даже прохожие на улицах передвигались энергичнее, словно в их сердца вернулась надежда. В парках и садах распускались цветы, пробиваясь на картофельных и морковных грядках, как бы говоря: «Сейчас людям нужна пища для души, а не для тела». Желтые нарциссы, фиолетовые крокусы и разноцветные тюльпаны соревновались друг с другом, словно стараясь превзойти остальных в яркости и красоте. На ветвях деревьев уже завязались бутоны, готовые распуститься.