Воспоминания без цензуры - читать онлайн книгу. Автор: Константин Рокоссовский cтр.№ 38

На фоне описываемых событий хочу вспомнить один эпизод.

Как-то в период тяжелых боев, когда на одном из участков на истринском направлении противнику удалось потеснить 18-ю дивизию, к нам на КП приехал комфронтом Г. К. Жуков и привез с собой командарма-5 Л. А. Говорова, нашего соседа слева. Увидев командующего, я приготовился к самому худшему. Доложив обстановку на участке армии, стал ждать, что будет дальше.

Обращаясь ко мне в присутствии Говорова и моих ближайших помощников, Жуков заявил: «Что, опять немцы вас гонят? Сил у вас хоть отбавляй, а вы их использовать не умеете. Командовать не умеете!.. Вот у Говорова противника больше, чем перед вами, а он держит его и не пропускает. Вот я его привез сюда для того, чтобы он научил вас, как нужно воевать».

Конечно, говоря о силах противника, Жуков был не прав, потому что все танковые дивизии немцев действовали против 16-й армии, против 5-й же – только пехотные. Выслушав это заявление, я с самым серьезным видом поблагодарил комфронтом за то, что он предоставил мне и моим помощникам возможность поучиться, добавив, что учиться никому не вредно.

Мы все были бы рады, если бы его приезд только этим «уроком» и ограничился.

Оставив нас с Говоровым, Жуков вышел в другую комнату. Мы принялись обмениваться взглядами на действия противника и обсуждать мнения, как лучше ему противостоять.

Вдруг вбежал Жуков, хлопнув дверью. Вид его был грозным и сильно возбужденным. Повернувшись к Говорову, он закричал срывающимся голосом: «Ты что? Кого ты приехал учить? Рокоссовского?! Он отражает удары всех немецких танковых дивизий и бьет их. А против тебя пришла какая-то паршивая моторизованная и погнала на десятки километров. Вон отсюда на место! И если не восстановишь положение…» и т. д. и т. п.

Бедный Говоров не мог вымолвить ни слова. Побледнев, быстро ретировался.

Действительно, в этот день с утра противник, подтянув свежую моторизованную дивизию к тем, что уже были, перешел в наступление на участке 5-й армии и продвинулся до 15 км. Все это произошло за то время, пока комфронтом и командарм 5 добирались к нам. Здесь же, у нас, Жуков получил неприятное сообщение из штаба фронта.

После бурного разговора с Говоровым пыл комфронтом несколько поубавился. Уезжая, он слегка, в сравнении со своими обычными нотациями, пожурил нас и сказал, что едет наводить порядок у Говорова.

Это тоже был один из его методов руководства и воздействия – противопоставлять одного командующего другому, играть на самолюбии людей (ВИЖ 1989 № 6).

Письмо от 16 декабря 1941 года:

«Дорогие мои Люлю и Адуся! Получил вашу телеграмму, ожидаю письмо. Рад, что вы устроились на новой квартире. Думаю, что там будет лучше. Приехала ли к вам Аня?

У меня на днях был Миша, и сильно беспокоился относительно Ани. Я все так же здоров и бодр. Немцев бьем по-настоящему. Кончились для них масленица – наступил великий пост. На подступах к Москве сбили миф о непобедимости немецкой армии. Под нашими ударами она бежит, бросая материальную часть и неся колоссальные потери в живой силе. На этом борьба еще не кончится. Еще трудностей много, но уже сейчас ясно, что враг в конце концов будет разбит и уничтожен. Сейчас удаляемся от Москвы все дальше и дальше. Пишу это письмо на ходу, в машине, хочу воспользоваться случаем поездки одного товарища в Москву и отправить с ним письмо. По вам сильно скучаю, досадно, что от вас мало и редко получаю письма. Пишите, и не забывайте своего воина, который крепко дерется за Родину и за вас.

Целую вас крепко-крепко. Любящий вас ваш Костя. Привет всем».

А, например, скульптору Николаю Гаврилову в феврале 1942 года командарм объяснял, что верит в предчувствие. «У меня даже и мысли не было, что Москва будет сдана. Я был совершенно спокоен. И накануне отхода немцев от Москвы я вышел немного погулять. Я не знаю, спал ли я в эту ночь или не спал. Ночь была морозная, ясная. Я шел по деревне мимо домов. Была абсолютная тишина. Я невольно посмотрел в сторону немцев. Там такая же тишина. Хотя вспыхивает их ракета, ничего нет, и вдруг я почувствовал, что мы победили… Я почувствовал, что город спасен», – так записал слова Рокоссовского скульптор. Кстати, его задачей было лепить бюст прадеда, и любой, кто знает характер Константина Константиновича, сразу угадает, что тот был решительно против этой затеи. И точно, Рокоссовский отказался. Герасимов вспоминал, как он объяснил свой отказ: «Как-то неудобно. Отложите эту историю. Какая я знаменитость, что с меня бюст лепить. Убьют, тогда можно, а то что – будете заживо памятник ставить?»

Скромность и застенчивость прадеда подметил и военкор Александр Бек, описавший в своем очерке «Штрихи» их первую встречу под Москвой на вручении орденов командирам. «Лобачев, сидевший рядом с Рокоссовским, поднялся и, покрывая шум голосов, объявил; – Сейчас несколько слов скажет Константин Константинович.

Рокоссовский смущенно поправил волосы и покраснел. В этот миг мне стало ясно – Константин Константинович очень застенчив.

Как-то впоследствии я сказал Рокоссовскому об этом.

Вы угадали, – ответил он».

Но еще лучше он ухватил суть командарма в плане этого очерка. Там в пункте первом «Рокоссовский застенчив» написано: «Жест – провел рукой по волосам, проверил, в порядке ли прическа. Он молчал. Голубые глаза. Неполная улыбка. Он два часа молчал. Курил и молчал… И вдруг мне стало ясно. Он застенчив. Он профессионал войны, командующий армией, он теряется во всяком обществе, кроме своего, военного. Я знаю этот тип, у него все здесь. И тут он огромная сила».

Так и не сумев прорвать оборону наших войск под Москвой, немецкие ударные группировки полностью израсходовали все резервы. И вражеское командование вынуждено было подумать об обороне. Все мы это чувствовали. Активные действия противника в последние дни нашего оборонительного сражения были всего лишь попыткой выиграть время, чтобы закрепиться и во что бы то ни стало удержаться на достигнутых рубежах вблизи Москвы.

Этот план нужно было сорвать. И такое решение своевременно было принято Ставкой Верховного Главнокомандования. Контрнаступление под Москвой не оставляло врагу времени для того, чтобы организовать оборону.

Еще до перехода в контрнаступление Ставка сочла нужным несколько подкрепить оборонявшиеся войска, выделив часть сил в распоряжение командования Западного фронта. Из них в нашу армию были переданы три стрелковые бригады. Фактически каждая представляла собою не больше чем усиленный стрелковый полк. Но это все же подкрепляло армию, и мы были рады.

В контрнаступление войска наши перешли без всякой паузы. В районе Красная Поляна, Льялово, Крюково бои вообще не прекращались. У Крюкова они были особенно ожесточенными. За Крюково немцы цеплялись, как только могли. Здесь наступали части 8-й гвардейской дивизии, усиленные танковым батальоном, 17-я стрелковая бригада и 44-я кавдивизия с двумя пушечными артиллерийскими полками и двумя дивизионами «катюш».