Соленая тропа - читать онлайн книгу. Автор: Рэйнор Винн cтр.№ 20

– Ты сегодня принимал «Прегабалин»? – Вообще говоря, это антидепрессант, но Моту его прописали от боли неврологического характера. От боли оно действительно помогало, а вот на настроение вовсе не влияло, и я никак не могла взять в толк почему. С тех пор как Мот начал его пить, он определенно стал заторможеннее. Боль ослабла, но с ней ослабла и его личность.

– Нет, я выпил последнюю таблетку возле мыса Бэгги. Я забыл спросить, у тебя есть еще одна упаковка?

– Нет, она у тебя.

– У меня ее нет.

– Проклятье. Почему ты раньше не сказал? Нам придется купить еще. Мы можем вернуться в Вествард-Хо! на автобусе доехать до Барнстейпла и попросить твоего врача прислать рецепт в местную аптеку.

Как мы могли забыть его таблетки? Я прекрасно помнила пакетик, он был в машине, и я собиралась положить его в рюкзак. Но после столкновения с ангелами я о нем напрочь забыла. Возможно, где-то совсем рядом была деревня с аптекой, но мы об этом не знали. В отличной книжечке Пэдди Диллона были прекрасные, очень подробные карты всей юго-западной береговой тропы. К сожалению, у них был один недостаток – они покрывали территорию только на полмили вглубь от берега. Весь наш мир сводился к узкому коридору: слева полмили суши, а справа мокрая бесконечность. Тропа в основном идет вдоль берега, и очень немногие ее отрезки можно назвать удаленными от цивилизации, но на этом пляже нам стало предельно ясно: цивилизация существует только для тех, кто может себе позволить в ней жить. Почувствовать себя в полной изоляции можно где угодно, если у тебя нет крыши над головой и пусто в карманах.

– Таблетки остались в машине. Мы можем попросить их куда-нибудь прислать. Например, в Кловелли.

– Нет, Джен уехала до конца августа. Ты права, это просто тепловой удар. Давай согреем чаю и что-нибудь съедим, со мной все будет в порядке.

– Тебе нельзя их просто взять и бросить. Может начаться синдром отмены, и тебе станет еще хуже, чем раньше. – Что сказал доктор? Делайте что хотите, только не бросайте пить «Прегабалин». Бесконечный список последствий резкой отмены начинался с головных болей, тошноты, поноса и повышенной потливости, а заканчивался бессонницей, тревогой, депрессией и самоубийством. Если повезет.

Есть Мот не мог, но после того, как его вырвало несколькими ложками риса, он пил и пил, словно никак не мог утолить жажду. Пока мы ставили палатку на плоском пятачке земли за живой изгородью, бившая его дрожь усилилась. Я застирала испачканную рвотой футболку в лужице соленой воды, оставшейся после отлива, а он достал со дна рюкзака чистую и переоделся.

В кромешной темноте ночи в палатке ничего не было видно. На небе не было ни луны, ни звезд, чтобы хотя бы примерно очертить контуры предметов. Каждый стон или вздох заставлял меня подскакивать и включать фонарик, чтобы проверить, как там Мот – не знаю зачем, ведь я все равно ничем не могла ему помочь.

– Воды, мне нужна вода.

Телефон не ловил сеть, а к четырем утра и вовсе разрядился. Чтобы позвать на помощь, мне пришлось бы оставить Мота в палатке и отправиться на поиски людей. Оставлять его я не хотела. Я снова включила фонарик, безрассудно тратя драгоценную батарейку.

– Ты чувствуешь этот запах? Чем это так воняет, просто тошнотворный запах, запах дерьма?

– Я ничего не чувствую.

– Тут воняет.

Я ничего не чувствовала, кроме запаха стирального порошка от единственной чистой футболки.

– Цветок лотоса и дыня. Попытайся еще поспать.

– Воняет.

Я обвела палатку лучом фонарика, проверяя, всё ли на месте, – вид знакомых вещей успокаивал. За дни, проведенные на тропе, зеленый купол палатки стал нам домом. Каждый вечер мы раскладывали в нем свои пожитки – это стало своеобразным ритуалом. Вначале самонадувающиеся матрасы, сверху небольшой флисовый плед, потом спальные мешки, потом мы сами, потом рюкзаки – в ноги, возле выхода из палатки. Затем мы распаковывали рюкзаки: походная кухня отправлялась на порог, одежда для тепла раскладывалась по полу, там, где виднелось голое дно палатки, и наконец, фонарик подвешивался на карабин, свисающий с потолка возле входа. После этого я кипятила чай, а Мот читал крошечный томик «Беовульфа» – единственную книгу, которую мы взяли с собой. Вероятно, ритуалы свойственны человеческой природе. Мы инстинктивно пытаемся создать для себя безопасное окружение, прежде чем расслабиться и уснуть. Можем ли мы вообще по-настоящему отдыхать, не чувствуя этой безопасности? Мне больше не на что было опереться, лежа в палатке где-то на берегу моря, рядом со смертельно больным человеком, который страдал от синдрома отмены препарата, оказывающего угнетающее действие на ЦНС – в США этот препарат признан веществом строгого учета пятого класса, а в Великобритании все еще оставался вне категорий.

Я прижалась к Моту, чтобы согреть его, и всю ночь провела, включая и выключая фонарик, представляя себе, как двести лет назад на это мигание могли бы приплыть контрабандисты. Когда в палатку проник первый тусклый свет, я поняла, что поспать мне сегодня не удастся. Зато Мот наконец затих и дышал глубоко и спокойно. Я бесшумно выбралась из спальника и расстегнула молнию на двери, но ухитрилась запнуться о порог и выпасть из палатки, по пути сломав ножку походной горелки. Мои ночные упражнения с фонариком не принесли желаемого результата: ящика с ромом мне никто не оставил, а он бы мне сейчас очень пригодился!

Мот проснулся только в девять утра, я как раз пыталась починить ножку горелки с помощью мотка пластыря. Он перестал трястись, но у него раскалывалась голова и болели суставы, а плечо ныло сильнее обычного. Я вскипятила нам чаю, потом еще раз, а затем отправилась к ручью за водой. Кружки горячего чая стали нашим спасением. Вначале теплый бодрящий напиток помогал нам успокоить измученные нервы, что было само по себе бесценно, но теперь чай еще и отчасти заменял еду. Мне было не до того, чтобы складывать палатку, а Мот был слишком слаб, и я решила, что уберу ее, если кто-то придет нас прогонять. Лужицы воды, оставшиеся в выбоинах на скалах после отлива, идеально подходили для стирки, и я перестирала всю нашу одежду. Запах исчез, но из-за соли вещи высохли жесткими и липковатыми. Маникюрными ножницами я обрезала порванные леггинсы по колено, чтобы получились шорты, и разложила все сушиться на камнях.

Байдфордский черный уходил в море ребристым плато – не то стиральная доска, не то волокнистая мышца суши; в узких щелях между пластами блестящей гладкой породы собирались темные лужицы соленой воды. На их поверхности играло солнце, но когда я опустила в воду руку, чтобы пощупать холодный камень на дне, я его не достала: отверстие уходило все глубже и глубже, причем одновременно становилось шире. Ни крабов, ни аммонитов, а глубокий, таинственный ход, возможно, в целую систему неизвестных подземных пещер, где обитают загадочные существа. При мысли о том, что может скрываться у меня под ногами, мне стало не по себе. Я вернулась на пляж, собрала пла́вник и развела небольшой костер. Вечер становился все прохладнее, я понемногу подбрасывала ветки в огонь, а Мот, завернутый в спальный мешок, прижался ко мне и дрожал. Эту ночь я тоже провела с фонариком в руках.