Нетерпеливо, жадно, рвано. Член рывком раздвинул стенки влагалища и врезался глубоко в ее тело. Они вскрикнули оба, глядя друг другу в глаза и сплетая пальцы.
— Ты моя, Нина… слышишь? Ты моя. Я не отдам тебя никому.
Выдохнул ей в рот и сделал первый толчок, вдавливая ее в стену, подхватывая под ягодицы и приподнимая выше.
— Поняла? Не отдам…
Кивнула и сама нашла его губы, сплела язык с его языком. А он вонзился еще глубже, доставая до самой матки. Сатанея от того, насколько она там внутри маленькая.
— Хочешь быть моей…Нина? Хочешь?
Спрашивал, лихорадочно целуя ее лицо, делая толчок за толчком.
— Пожалуйста…, — закатывает глаза и не отвечает, а ему нужен этот ответ. Необходим, как воздух.
— Отвечай! — прихватывая ее за волосы и оттягивая голову назад, заставляя открыть глаза.
— Хочешь?
— Нет!
Остановился, всматриваясь в раскрасневшееся лицо с пьяными глазами и опухшими губами.
— Лжешь? Ты ведь лжешь?
— Даааа, — на выдохе, приподнимается, удерживаясь за его плечи, и опускается на член до упора.
— Сучка….маленькая сучка, — кусая ее за губы и начиная долбиться так быстро, что она бьется головой о стену и выгибается от глубины и силы проникновений. — Скажи, что хочешь…говориии.
Безжалостно пронзая, вдавливая в стену, кусая так, что оба стонут — он от болезненного удовольствия, а она… черт, он хочет знать, от чего стонет она.
— Говори! — добивая сильными толчками, всматриваясь в закатывающиеся глаза, чувствуя, как впивается ему в шею, в плечи, как начинает содрогаться, и он тут же замирает, не давая ей сорваться, притягивая к себе.
— Говориии.
— Дааа…хочу….хочу быть твоей!
И сорвать ее в пропасть, увидеть, как открылся рот в мучительном крике оргазма, ощутить, как сокращаются мышцы ее лона, вытягивая из него феерическое наслаждение.
— Вот так. Дааа. Вот так. Твою маааать…
И полетел следом за ней, сотрясаясь от судорог невыносимого удовольствия, кончая и зарываясь лицом в ее грудь, впиваясь ртом в сосок, втягивая его с силой в себя.
Перевел дух и посмотрел в ее лицо.
— Теперь поезжай к своему Джонни. Скажи ему, что между вами все кончено, и возвращайся обратно.
— А потом? Что будет потом?
— Потом…потом мы заживем все вместе. Ты, я и Мати.
— Так просто?
— Что в этом сложного?
Опустил ее на ноги и посмотрел, как она поправляет юбку, собирает волосы в хвост. Ему действительно казалось, что это просто. Он хочет быть с ней, она хочет быть с ним. Что может мешать? Закончится суд, и они уедут куда-нибудь вместе.
— Не знаю… Все так быстро.
Прошла по коридору в ванную, а он за ней, не дал закрыться внутри, придержал дверь, глядя, как она плеснула холодной воды в лицо.
— Должно быть долго? Хочешь месяцы ухаживаний, цветы и подарки?
— Нет.
Он шутит, а она отвечает серьёзно. Видно, как нервничает, и он тоже начинает нервничать. Эти пространственные ответы сводят с ума.
— А чего ты хочешь? Мы взрослые люди. Ты не замужем, я развожусь…
— Вначале разведись.
Шагнул к ней в ванну, но она увернулась от объятий.
— Боже… дай мне помыться. Должно же быть что-то интимное, что я сделаю сама без твоего присутствия.
Щеки вспыхивают пламенем, и ему хочется их зацеловать.
— Не должно.
Наклонился, втягивая запах у ее ушка. Там под мочкой сильнее всего пахнет ею.
— Хочешь, это сделаю я? Вымою тебя после нас?
— Нет, — но уже улыбается. Он чувствует, как она улыбается. Ему даже не надо это видеть.
— С мылом… натирая все твои местечки и сладкую дырочку. Или твой изнывающий клитор. Ты же любишь, когда я его…
— Арманд… — щеки стали пунцовыми, и она спрятала взгляд. Пытаясь отвернуться.
— Когда я его вылизываю. Тебе понравится, и ты кончишь для меня снова… и снова. Я буду пытать тебя оргазмами.
— О Божеее….молчи…
Отстранилась, и он обхватил ее лицо руками.
— Чего ты боишься? Ты ведь боишься!
Он чувствовал этот страх. Интуитивно. Видел где-то в глубине ее глаз.
— Тебя…
— Меня?
— Да.
— Чего ты боишься?
— Любить…тебя.
Ответила тихо и посмотрела ему в глаза, выкручивая душу наизнанку.
— Поверь, я тоже боюсь… но со мной, — убрал влажные волосы с ее лица, — это уже случилось.
Сказал и сам понял, что так и есть. Он ее любит. Безумно, дико, до боли в костях. Любит и никому не отдаст. Она его. Его маленькая Нина.
* * *
И стало легко. Стало все по-другому. Его закрутило, его просто утопило в ней. Это было первое признание за всю жизнь. Альварес никогда и никому не говорил ничего подобного. Ему казалось, что он мог полюбить Таню… Но то была не любовь, а наваждение. Сплошные боль, ложь и горечь. Всего этого больше нет. Будет новая жизнь.
Сменил номер сотового, чтобы не получать смски с проклятиями, запретил впускать жену в офисы и потребовал общаться с ним только через адвоката. Дело по убийству продвигалось, и скоро было назначено очередное слушание. Но Арманд забыл даже об этом. Все отошло на второй план и перестало иметь значение, кроме Нины и Мати. Мати, который смеялся за эти дни чаще, чем за всю свою жизнь, во всю болтал и делал то, что вменяли ему в отсталость в развитии долгие годы. Он догнал своих сверстников и показал ошеломительные результаты на тестах у психолога. Та была в шоке и сказала, что они понизят дозу успокоительного. И тут шок настиг самого Альвареса.
— Мати не принимает успокоительное, — вдруг сказала Нина, и Альварес с удивлением на нее посмотрел. В обязанности няни входило ежедневно давать ребенку лекарство.
— Как это? — Кассандра Луиджи округлила глаза.
— Вот так. Матео не принимает успокоительное уже несколько месяцев.
— И…вот эти вот результаты не на препаратах?
— Да…не на препаратах.
— Очень рискованно было вот так отбирать у него лекарства, вы должны были посоветоваться со мной и…
— Я посоветовалась. С другим психологом. Вы некомпетентны и ставили мальчику неправильный диагноз. У Матео нет биполярного расстройства, нет признаков аутизма. Он не агрессивен! У него совсем другие диагнозы… и они далеко не столь ужасны.
Вспышка недоумения переросла в восхищение. Он им захлебнулся, когда Нина начала загонять квалифицированного, известного детского психолога в угол своими вопросами и фактами из поведения Мати.