— Я хочу знать какой он на вкус.
— Что? — хрипло спрашивает, ее живот дрожит. Она пьяная, томная, разомлевшая.
— Твой оргазм.
Сатанея от ее стонов, пока не задрожала, не изогнулась, сжимая его голову коленями, приподнимая бедра, подаваясь за его языком. Как же сладко она металась под его ласками, как сильно хваталась за его плечи, за волосы.
И снова войти в нее, снова долбиться в ее тело, прямо там, на кухне, подняв высоко ноги, прижимая их коленями к тумбе, смотреть, как член поршнем долбится внутрь. Кончать в нее, скрипя зубами.
И спустя минуты безумия, задыхаются оба, мокрые от пота, ошалевшие от того, что так закрутило обоих. Смотрят друг на друга пьяными взглядами.
— Опять в душ? — усмехается и касается губами ее возбужденного соска. Она вздрагивает, будто он коснулся обнаженного нерва. Посмотрел в глаза.
Кивает. Полы рубашки распахнулись, и Арманд отчетливо видит некрасивый узловатый шрам по линии бикини. Улыбка пропадает. Она тут же взметнулась, запахнула рубашку.
— Что это?
Напоминает шрам от кесарева сечения… но в документах указано, что у нее нет детей.
— Так…ничего.
— Ничего?
— Да. Ничего.
Придвинул ее к себе, обхватил лицо ладонями.
— Я хочу знать о тебе все. Откуда ты, кто ты, как звали твоих родителей, как ты впервые разбила коленки, и кто тебе нравился в первом классе. Все хочу знать, Нина. Все. И про это тоже…
— Нинииии…пааааа.
Послышался детский голос. Едва успели отстраниться друг от друга, как в кухню вошел сонный Мати.
— Я хочу кушать. И мне приснился стлашный сон. Вы что тут делаете? А?
Арманд и Нина посмотрели друг на друга, потом на него. Это было первое совершенно внятное предложение… Первое предложение, в котором Матео сказал «я».
— Давайте закажем пиццу, — предложил Арманд, и Нина с Мати радостно закивали.
Три часа ночи, они сидят на кухне за столом, едят пиццу, по телевизору идет какой-то старый фильм. И Арманд ловит себя на мысли, что ему нравится даже, как она ест. Как кусает пиццу, пачкается сыром, вытирает ротик Мати, как смеется и дает Арманду откусить свой кусок, а сама кусает его кусок, а потом они оба нагло кусают пиццу Мати сразу с двух сторон. И тот забавно злится, ругается.
Спать легли втроём почти под утро, в просторной спальне с огромным окном с видом на море. Мати между ними. Нина и сын уснули, а Арманд еще долго смотрел на них обоих и понимал, что не хочет отсюда уезжать. Понимал, что в его сотовом закончилась зарядка, и он не хочет его заряжать. Хочет, чтоб Вселенная исчезла. Чтоб все стерлось, кроме них.
Утром все же включил, и первое, что пришло на него, «смс» от Каролины.
«Где ты? Какого черта происходит? Куда ты уехал? Ты с этой сукой там? Кого ты там трахаешь? Сволочь!»
И ни слова про Мати… Даже не спросила, где ее сын. Арманд вышел на кухню, глядя, как выгружает продукты слуга, складывает в холодильник. Прошел на улицу, босыми ногами погружаясь в песок, глядя на горизонт. Он набирал Гонсалеса.
— Отправь документы о разводе адвокату Каролины. Скажи, что я заплачу втройне за скорость. Я хочу уже завтра быть свободным.
Потом отправил жене смску и внес ее в черный список:
«Я развожусь с тобой. Собирай вещи и уезжай к своей маме. Чтоб через два дня духу твоего не было в моем доме».
И снова отключил сотовый. Все. Хватит. Он хочет по-настоящему. Хочет с Ниной. Он хочет, чтобы она стала его. Навсегда. Ему еще никогда в жизни не было так хорошо.
Глава 19
Это была неделя рая. Он продлил это безумие на целую неделю. Если бы мог, заперся бы там на месяц, а то и на полгода. Она порывалась уйти. Дня через два, говорила, что ей надо… что надо хотя бы поговорить с Джонни, который вот-вот должен был уехать.
— Нет. Я не пущу тебя к нему. Говори по телефону. При мне.
— Так не делается! — глаза сверкают, а ему хочется сейчас же поставить ее на четвереньки и взять сзади, чтоб замолчала. Чтоб больше не говорила о своем Джонни. Вообще не говорила при нем о других мужиках. Чтобы стонала для него и под ним. У нее это получается очень хорошо и пронзительно. Так хорошо, что самый надрывный стон срывает его самого в бездну.
— Как не делается? Хочешь трахаться с ним перед отъездом? Соскучилась?
Больно сдавил ее руки, притягивая к себе, но девчонка уперлась руками ему в плечи.
— Это ты можешь лгать своей жене или прятаться от нее, ты можешь вот так со мной закрыться от всего мира, а потом вернуться к привычной жизни. У меня все не так. Понятно?
— Я развожусь с ней.
Замерла, глядя ему в глаза.
— Что?
— Что слышишь — я развожусь с Каролиной. Она уже получила документы от моего адвоката. Пару дней, и я стану свободным.
— Разводишься? — как-то с недоверием спросила и попыталась снова освободиться. — Зачем разводишься?
— Чтобы быть с тобой, Нина. Быть столько, сколько хочу! Такой ответ тебя устраивает?
Сколько недоверия в ее глазах, отрицательно качает головой.
— Не устраивает.
— Почему, черт тебя раздери?
— Потому что мне нужно, чтобы ты был со мной столько, сколько хочу я…
И невинно взмахнула ресницами. Сучкааа. Довела его до белого каления, до дрожи своим отказом и разговорами о Джоннике сраном. Арманд застонал и набросился на ее рот, прижимая к себе, в дикой лихорадке сдавливая ее тело, плечи, спину. Ему надо было ощущать это настоящее. Трогать, сдавливать, вдыхать, чтобы поверить — у него есть счастье. Не голый секс, не выгода, не пользование, а именно счастье. Такое, о котором говорят в сопливых книгах и показывают в мыльных мелодрамах.
И он хотел Нину. Всю. Хотел ее тело, мысли, ее прошлое и настоящее. Хотел ее ресницы, волосы, короткие ногти. Хотел утром голую с нечищеными зубами, хотел даже тогда, когда она смущенно прикрывала дверь в туалете и открывала кран, чтобы он ничего из естественных потребностей не услышал… Дурочка маленькая. Его это умиляло. Все в ней умиляло и заставляло глупо улыбаться.
И то, как маленькие пальчики задирают его футболку, гладят его грудь, живот, тянутся к ремню на штанах, а он терзает ее губы, не отрываясь ни на секунду.
— Я и так с тобой, Ниниии…
Задирает ее лифчик наверх, к шее, высвобождая грудь, чтобы сжать двумя ладонями, натирая ими соски. Его вело от прикосновения к ее телу. От ощущения кожи, от запаха волос. Арманд разрешил себе чувствовать. Выпустил все то, что никогда не позволял себе выпускать… только с Мати.
Прихватил ее за тонкую талию и придавил к стене. Без ласк, без подготовки. Она была нужна ему. Он испытывал горячечную потребность оказаться внутри ее тела. Жадно сдвигая трусики в сторону, засовывая пальцы себе в рот, чтобы намочить их слюной и облегчить себе первый толчок в ее лоно.