Мой собственный Париж - читать онлайн книгу. Автор: Элеонора Браун cтр.№ 31

Выйдя на улицу, Жак открыл одну из упаковок и вытащил кусочек шоколада.

– Закрой глаза и открой рот. Не кусай, а просто дай ему растаять. Есть настоящий хороший шоколад – это мастерство.

Я доверилась ему, и он осторожно положил шоколад мне в рот. Вкус был очень интенсивным. Горький, тающий и шелковистый, с неожиданным цитрусовым послевкусием. Мое тело ощутило всю восхитительность вкуса и интимность самого жеста. Я была удивлена силой моей реакции и даже испугалась, осознав, насколько мне хорошо. Эмоции были неожиданными и сложными, за ними стояло так много запретного. Но я знала, что каждая частичка моего тела жаждала большего.

– Как только шоколад начнет таять… можешь начать жевать, – проинструктировал он. Я вздрогнула от его слов, повинуясь ему, надкусила мягкую, кислую оболочку конфеты. И ощутила вкус с гораздо большей интенсивностью, чем того ожидала.

Когда я закончила наслаждаться шоколадом, он вывел нас через проход на другую сторону улицы, затем мы шли вдоль улиц, пока не достигли следующего пункта назначения. Короткая улица выглядела довольно обыденно, по обеим сторонам стояли жилые дома, в конце улицы виднелась готическая церковь.

– Где это мы?

Жак показал на указатель – улица де ла Фиделите.

– О, и мы только что были на дю Дезир, – заметила я.

– А ты быстро схватываешь, – улыбнулся он.

И вправду.

– Так куда мы держим путь? – поинтересовалась я.

– Сама все увидишь.

Мы шли к церкви. Жак поведал, что в первоначальном виде в VI веке это был монастырь, затем он перестраивался в 1180 году и еще раз в пятнадцатом веке.

Он украсил свой рассказ историей о прихожанке, молодой вдове, которая, заручившись поддержкой духовника Винсента де Поля, в 1633 году создала орден Дочерей милосердия, чтобы помогать бедным и заботиться о больных. Ее орден, по его словам, распространился по всем уголкам мира, до сих пор процветает в Израиле, Америке и Австралии.

– Говорят, что ее тело нетленно, – тихо прошептал Жак с вынужденной драматической интонацией. – Ее даже хотели причислить к лику святых.

Мы дошли до конца улицы, где он отметил указатель.

– И вот мы здесь. От желания (rue du Desir – улица Желания) до верности (Rue du Fidélité – улица Верности), и теперь мы на улице Паради (rue de Paradis – улица Рая).

Совсем не похоже на мою личную жизнь, отметила я. Ведь желание моего мужа привело к верности, а совсем не к раю. Я улыбнулась, но в тот же момент почувствовала подходящие к глазам слезы. Сдерживая слезы, я оглянулась на витрину, на которую указывал Жак.

Все магазины на этой улице были посвящены сервировке стола. Витрины были полны хрусталя или фарфора. А сами здания состояли из комбинаций различных стилей последних ста лет, течение времени было заметно здесь везде – в плитке, витражах и других архитектурных деталях.

Жак привел меня в лавку Баккара. Пока мы шли вдоль элегантного вестибюля, гигантская блестящая люстра отбрасывала крошечные радуги на пол и стены и даже на наши лица и руки.

– Иди сюда, у них тут есть музей. Я хочу кое-что в нем тебе показать.

Внутри просторной комнаты с высокими потолками стеллажи ломились от многообразных предметов старины, изготовленных стекольщиками начиная с конца 1700-х годов. Пробираясь через них, он все вел меня в глубь музея.

Он знал самый путь. И вот наконец мы остановились. Мои глаза уже остекленели от всего этого ослепительного хрусталя.

– Эти бокалы, – сказал он, указывая на набор кубков, – были сделаны графом Тьерри для его любовницы в 1826 году.

Я обратила свой взгляд на бокалы. Пяти различных размеров одного водянисто-синего оттенка, ножки которых были изысканно украшены серебряным орнаментом поистине филигранной работы.

– Граф подобрал цвет бокалов к цвету глаз своей любовницы и за все те годы, что они были вместе, заказал более тысячи штук. На сей день остались лишь эти шесть. Все остальные были разбиты.

– Почему?

– Граф был столь ревнив, что не хотел, чтобы кто-нибудь еще пил из бокала, касавшегося губ его возлюбленной. Каждый бокал, из которого она пила, был уничтожен после использования. Если любить, то до безумия, – сказал Жак, – иначе в чем же смысл любви? – И улыбнулся.

Так ли он сам любил? Я сгорала от желания узнать. Что будет, если я спрошу? И все же я не могла и не смела такое спросить. Я не знала, как сделать шаг на заветную территорию.

Вернувшись к мотоциклу, мы поехали по 3-й авеню Франклина Д. Рузвельта, а затем отправились к Дворцу Открытий. Мы остановились у маленькой белой статуи Швейцарских Альп, стоявшей перед колоннами, покрытыми виноградным плющом, и каменной лестницей, ведущей, как казалось, в никуда. Спустившись по разбитым ступеням, через арку мы попали в другой мир, в девственную природу. В секунду звуки дорожного движения с Елисейских полей исчезли, волшебным образом сменившись пением птиц и брызгами воды.

Клены, сирень, бамбук, виноградные лозы темно-лилового цвета наполнили воздух пьянящим остро-сладким ароматом. Нас поглотила природа, мы купались в зелени. Здесь, в самом центре Парижа, мы обнаружили заросший сад, великолепный в своей старине.

Вдоль деревянного моста, вниз под сводами из плюща извилистая тропа привела нас к пруду, где мы остановились посмотреть, как последние лучи солнца освещают оранжевых карпов, кружащихся вокруг своего дома.

Я всем своим нутром чувствовала Жака за своей спиной, и мне было так интересно знать, что все-таки было у него на уме. Чего он хотел? Что этот день для него значил, и значил ли? «Скорее всего, просто развлечение и ничего больше», – подумала я. Нехватка романтики в моей личной жизни делала меня излишне чувствительной и принимающей все слишком серьезно.

Мы продолжили наш путь дальше. Нас окружала глубокая тишина. В скалистых нишах виднелись скамейки, однако мы продолжили идти вдоль пруда, пока не достигли скульптуры в стиле арт-нуво, изображающей красивых женщин в барельефе, на фоне большого извивающегося полотна из белого мрамора.

– Статуя называется «Мечта поэта», это дань уважения поэту Альфреду де Мюссе. Вполне романтичная, не правда ли? Взгляни на него, мечтающего о всех этих прекрасных женщинах. Говорят, все они были списаны с каждой из его возлюбленных.

Воздух был полон ароматов лимонного и апельсинового деревьев, где-то свистела птица, журчал ручей, а мы все брели по извилистой дорожке.

Вернувшись обратно к мотоциклу, Жак переехал мост и направился в сторону Нотр-Дама, трижды останавливаясь в разных магазинах. По прибытии на площадь дю Верт-Галант на вершине острова Сите нас ожидало целое пиршество: бутылка шампанского, персики, сыр и свежий багет.

Он откупорил бутылку и передал ее мне.

– Это место известно благодаря Генриху IV, самому любвеобильному из королей. Его называли Le Vert Galant – Галантным Бодрячком. Все были наслышаны о его сексуальных подвигах, он был ненасытен. Он держал несколько любовниц одновременно, а также успевал посещать бордели.