Мой собственный Париж - читать онлайн книгу. Автор: Элеонора Браун cтр.№ 19

И там был «Shakespeare and Company» непосредственно, а еще студия Эрнеста на четвертом этаже на Рю Декарт, салон Гертруды Стайн на тихой и элегантной Рю де Флер. Там была мансарда Эзры Паунд, внутренний дворик которой был украшен решеткой с висящими на ней белыми розами, покрытыми бусинками дождя. Если бы вдруг кто-то, случайно проходящий мимо, увидел меня с трясущейся камерой в руках напротив чугунных ворот, он, наверное, подумал, что я сошла с ума, потому что я только что заметила слуховое окно, которое Хемингуэй описал в своих записях. Я помешалась на слуховом окне? Может быть, я и была безумной, но я не могла остановиться.

Эти запечатленные образы ощущались исключительно важными, как подтверждающие печати в паспорте моей души. Пока я ходила и ходила, мои ноги следовали за следами прошлого, с каждой остановкой для того, чтобы прикоснуться и осознать цену искусства, цену потерь, что дали Эрнесту его книги и что они у него забрали, что забрали у меня мои тоже, и роль Хэдли в обеих наших жизнях. В некотором смысле я глубоко отождествляла себя с ними обоими. И любила их обоих, ужасно несовершенных, таких, какими они были. Она слишком безучастная и замкнутая в себе, отказывающаяся признать, что его амбиции их уничтожат.

Но пока их любовь была в расцвете, они жили на улице Нотр-Дам-де-Шам, в квартире-лесопилке, как Хемингуэй ее всегда называл – их второй дом в Париже. Улица сворачивала сразу за оживленным бульваром Монпарнас, но казалась достаточно удаленной, чтобы ощущать себя на ней, как в другом мире. Closerie des Lilas, его неофициальный офис на протяжении всех этих лет, была всего в нескольких сотнях шагов отсюда, по ту сторону высокой сиреневой изгороди. Мраморные столики, белые кофейные чашечки и белые блюдца, сигариллы Café Crème и строки в синем блокноте, которые давались легко и беспрепятственно, или тяжело, или не давались вовсе.

Квартиры-лесопилки уже не было на протяжении десятилетий к тому моменту, как я приехала. Но я все равно медленно прошлась по улице в поисках булочной, через которую Эрнест когда-то срезал путь на Монпарнас. Ее нетрудно было обнаружить по запаху, так как она издавала теплый аромат бриошей и круассанов, а также булочек с шоколадом. Запах, который посылал пули удовольствия в миндалевидное тело. Конечно, мне тоже пришлось срезать путь через булочную. Проходя мимо, я остановилась у двери цокольного этажа, на которой было написано «Танцовщицы». Сюда ходила Хэдли, чтобы играть на пианино, которое она позаимствовала. И я почувствовала вспышку узнавания и связи с ее жизнью. Она была здесь, именно здесь, семенила маленькими шажками, пока их сын, Бамби, спал дома или в коляске в Люксембургском саду с Мари Кокотт, их домработницей.

У меня по рукам пошли мурашки. Я присела, чтобы сделать фотографию. И прежде чем я поняла, что происходит, я поскользнулась на мокрой от дождя ступеньке, неуклюже упала и неприятно приземлилась на свой копчик. Камера тяжело упала на тротуар и раскололась. Вот так, в один момент мои запечатленные воспоминания пропали, ускользнули, высвободились из своей сети.

Когда я наконец перестала плакать, вмешалась та часть меня, которая решает проблемы. Несомненно, где-то неподалеку есть фотомагазин, где я смогу купить ей замену.

Отыскать магазин было непросто, также было непросто определить различные характеристики камер, в которых я не очень хорошо ориентировалась даже при самых благоприятных обстоятельствах, а тем более на французском. Я стояла там, смотрела на витрину с дорогими модификациями, пересчитывала мои оставшиеся евро на пальцах, ненавидела себя и желала вернуться назад во времени, чтобы исправить этот момент, быть осторожнее. Но это было невозможно. Что сделано, то сделано. Уговаривая себя, что я могу списать это на деловые расходы, я купила такую же камеру, как была у меня до этого. После, когда у меня остался один-единственный день до того, как я отправлюсь в Испанию и Французскую Ривьеру, это следующая остановка в моем паломничестве по хемингуэевским местам, я вернулась по своим следам, на этот раз гораздо быстрее. Я осознала, что мне достаточно едва взглянуть на карту, чтобы сориентироваться и найти все места снова. По крайней мере, в этом маленьком кусочке Парижа я была уже не просто туристом. Я знала точно, где нахожусь.

К тому времени, как следующим вечером я добралась до своего поезда, дело было в шляпе, как говорится. Следующей остановкой был Сан-Себастьян в Стране Басков – особенное место для Хэдли и Эрнеста и на тот момент самый красивый город из тех, что мне доводилось видеть. Моя дорогая подруга Пэм прибыла незадолго после меня. Она проплыла из Миннеаполиса в Бильбао, чтобы провести эту часть поездки со мной. Она едва успела спрятать свой багаж, когда я щелкнула ее напротив отеля, или, точнее, попыталась. На моей новой камере угрожающе замигал значок «ошибка, – когда я попыталась посмотреть снимок. В панике я бросилась в фотомагазин, потащив за собой Пэм. Там мне на ломаном английском сказали, что карта памяти оказалась пустой. Все парижские фотографии, кропотливо воссозданные, пропали. Опять.

В этот раз не было слез, а только удар под дых, чувство, как будто реальность утеряна безвозвратно. Зря потраченные усилия и чувство утраты. У меня не было никаких доказательств моего пребывания в Париже, всех этих следов, всей взаимосвязи, этого паломничества. Мы с Пэм решили напиться. И казалось, что весь город Сан-Себастьян тайно сговорился, чтобы присоединиться к нам. В это время проходил Кубок мира, и Испания играла хорошо. В этот вечер улицы были наполнены телами, алкоголь лился рекой. И все пели. И пели. И пели. В 4 часа утра вечеринка еще продолжалась полным ходом и шумела, как карнавал Марди Гра в разгаре. Я лежала в своей узкой кровати, смотрела в потолок и не могла уснуть. Интересно, а вдруг вселенная пытается что-то сказать мне, сотворив эту ерунду с камерой. Насчет того, что все, что происходит с нами – это вспышка, которая тут же исчезает. Как песня, которая доносится с улицы. Вот она здесь – и вот ее уже нет, как дуновение ветра. Это можно почувствовать, да, но нельзя сохранить.

Каким бы ни было это послание, или даже если его не было вообще, я решила впустить Дзен в свою жизнь и немного сдаться перед лицом обстоятельств. И это было волшебно. Какое-то время. Мы отправились в Памплону на автобусе, потом обратно в Сан-Себастьян, потом в Биарриц, где мы взяли в аренду микроскопический Fiat, который с грохотом промчал нас через Пиренеи в направлении Антиба. Поездка проходила без проблем, пока опять не начался дождь, а потом шторм, который нарастал и вызвал потоки воды библейских масштабов. В одном месте, недалеко от Марселя машина потеряла сцепление с дорогой и закрутилась, скользя по воде в сторону ограждения. Я дотянулась и схватила Пэм за ногу, как в замедленной съемке, когда машина накренилась вбок и вода дошла до капота. Никто из нас не произнес ни слова. Я даже не уверена, были ли мы способны дышать. Когда машина наконец-то остановилась и снова встала устойчиво на дорогу, мы остались каким-то образом целы. Мы смотрели друг на друга с широко открытыми глазами, понимая, что эта ночь навсегда останется той, в которую мы чуть не погибли в Fiat на юге Франции. Нам не нужна фотография для того, чтобы это запомнить. Однако же нам определенно нужны были несколько бутылок вина или, может быть, абсента, когда мы доберемся до нашего отеля, для того, чтобы это забыть.