Мой собственный Париж - читать онлайн книгу. Автор: Элеонора Браун cтр.№ 13

Этот языковой урок я приняла не без досады.

Я обнаружила во французах скрытую способность к доброте, несмотря на их нетерпимость к моим неуклюжим попыткам заговорить на их прекрасном языке.

После неудачного катания на лыжах в Калифорнии мне пришлось некоторое время походить с тростью. К сожалению, на это время выпала очередная поездка в Париж. Когда мы с мужем и другом стояли в середине очереди, извивающейся вокруг музея Орсе, со стороны здания к нам приблизилась женщина с бейджем и призывно поманила меня рукой.

– Venez-vous, s’il vous plait ^[1], – сказала она, приглашая меня покинуть очередь и пройти в здание музея вместе с ней. Я дала понять, что нас трое. Она снова сделала жест рукой, приглашая всех войти. Таким образом, она избавила незнакомого человека с тростью от необходимости стоять и ждать. Спасибо французам за такие трогательные правила!

На следующий день, заметив мою трость, пожилой мужчина в автобусе уступил мне место для инвалидов. Пока он не вышел на своей остановке, мы с ним вели оживленный, но ограниченный диалог, перемигиваясь и ухмыляясь друг другу. Я глазам своим не верила. Я на самом деле обмениваюсь смешками с французом!

В другую свою поездку, выходя во двор, я шагнула мимо маленькой ступеньки и шлепнулась плашмя, словно Гуфи, неуклюжий спутник Микки-Мауса. И, конечно же, эта неловкая ситуация произошла прямо перед оживленным уличным кафе. Мой муж помог мне подняться, и я потерла ушибленную коленку, все еще шатаясь и чувствуя себя нелепо. От посетителей и официанта я ожидала кратковременной вспышки любопытства, а может быть, даже и смешка над моим падением, после которых они бы вернулись к своим разговорам. Вместо того чтобы осуждающе закатить глаза, официант тут же поставил стул, принес лед в полотенце, угостил меня чашкой кофе, предложил мне аспирин и сказал, что я могу сидеть здесь, сколько мне потребуется, даже после закрытия кафе. Собрав остатки собственного достоинства, я сказала по-французски:

– Merci, monsieur. Vous etes très gentil – вы очень любезны.

Его улыбка была полна искренности и сочувствия, когда он пожелал мне скорейшего выздоровления. Опершись на мужа, я поковыляла обратно в отель. В отличие от вышеупомянутого портье, который приказал мне говорить по-английски, нынешний был более благожелательный и подсказал нам, где купить эластичный бинт.

Но самым ярким примером парижской обходительности был месье Жан Абер.

Месье Абер появился в моей жизни благодаря знаменитому французскому импрессионисту Пьеру Огюсту Ренуару. Несмотря на то что родился он в Лиможе в 1841 году, Ренуар был настоящим парижанином, чье детство прошло в трущобах на месте бывших караульных помещений между дворцами Лувра и Тюильри. Сын портного и внук башмачника, Ренуар был замкнутым, тощим, угрюмым и всячески старался не привлекать к себе внимания. Тем не менее у него хватало смелости частенько отправляться гулять по Лувру в юные годы. Его любовь к живописи была сильнее застенчивости. Должно быть, он полагал, что бедняк, мечтающий стать художником, не может позволить себе быть робким.

Для него не было ничего лучше, чем медленно бродить по Лувру и впитывать уроки великих мастеров. Позже, будучи взрослым, он написал: «Это было похоже на встречи со старыми друзьями, в которых я всегда обнаруживал новые и пленительные качества». Он даже осмеливался прикасаться к работам своих «старых друзей – когда охранники не смотрели в его сторону. Он жаждал выразить удовольствие от прикосновения к гладкой округлости щечки юной девушки лишь посредством градаций цвета и пробежаться кончиками пальцев по толстому, маслянистому густому слою красок, чтобы почувствовать, где кисть Рембрандта оставила комки краски, выступающие на поверхности холста. Я разделяла его жажду, но боялась действовать.

В 1860 году, в девятнадцатилетнем возрасте, Ренуар оформил годовой пропуск в Лувр, чтобы писать копии с шедевров – обычная практика для студентов-художников в XIX веке. Картиной, к которой он возвращался снова и снова, стала картина Паоло Веронезе «Брак в Кане Галилейской». Самая большая картина в Лувре (высотой в 6,77 м и длиной в 9,94 м) была создана в 1563 году для трапезной бенедиктинского монастыря на венецианском острове Сан-Джорджо-Маджоре.

На картине изображен Иисус, творящий свое первое чудо, превращающий воду в вино перед примерно тридцатью голодными гостями, а также перед музыкантами и слугами и еще примерно перед двумя дюжинами зевак на верхней террасе. Но для Ренуара чудо не имело важности. По-настоящему важным для него был угол левой части П-образного стола на картине Веронезе. Использовав этот угол в своем шедевре «Завтрак гребцов» 1881 года, Ренуар дал возможность смотрящему увидеть всех своих 14 друзей, уютно расположившихся за обеденной беседой.

Эти люди, сидящие и стоящие вокруг обеденного стола Ренуара так же, как венецианцы на картине Веронезе, стали героями моего одноименного романа 2007 года.

В 2004-м, работая в Париже над этой книгой, я решила последовать примеру Ренуара и посмотреть на обеденный стол, вдохновивший его. Дойдя с моим мужем до Салона Карре на втором этаже Лувра, мы обнаружили, что дверь заперта. Табличка гласила, что зал закрыт на реставрацию. Когда я объяснила, почему мне необходимо посмотреть на «Брак в Кане Галилейской» (и свою необходимость я считала совершенно законной, ведь я была близка к завершению первого черновика романа), охранник строго ответил мне:

– Это невозможно, мадам!

Я просила на французском. Я просила на английском. Получив еще два «невозможно» от других охранников, я подошла к охраннику, который стоял отдельно. Худой, с впалыми щеками, он напоминал самого Ренуара. Я стала умолять его впустить меня под его строгим надзором. Вместо короткого «невозможно» он любезно посоветовал мне обратиться на стойку информации в Пирамиде. Даже эта призрачная возможность дала мне надежду. Все-таки не все французы – грубияны.

За полукруглой стойкой информации дежурило полдюжины консультантов, к каждому из которых выстроилось по очереди. Я выбрала консультанта, к которой стояла самая длинная очередь, решив, что она, возможно, внимательнее подходит к делу. После того как я изложила свою просьбу, она дала мне листок бумаги с номером телефона.

Так началась моя битва с французскими таксофонами. Какие цифры были префиксами, какие цифры были нужны для звонков из-за рубежа и какие из них нужно было опустить – эти непостижимые загадки мешали мне общаться с французами. Зачем вообще писать цифры, если они не используются?

Спустя три дня, после череды неудач меня соединили с администратором. Она соединила меня с месье Абером. Собравшись с духом, я, запинаясь, произнесла свою просьбу на французском, чувствуя себя причастной к миру искусства, рассчитывая на снисхождение. Я объяснила, почему мне надо увидеть «Брак в Кане Галилейской». Короткий ответ не заставил себя ждать:

– Говорите по-английски, пожалуйста.

Zut! Опять!

Его вторая фраза тоже была на английском: