Может, оно и к лучшему, что я редко веду себя как нормальная женщина?
Заглянув в бар, я обнаружила маленькую бутылочку коньяка и выпила глоточек. Коньяк хорошо на меня подействовал, повторила. Есть не хотелось. Несколько взбодрившись, я продолжила сушение волос, с небольшими перерывами, так как руки немели.
Была у меня когда-то одна умная приятельница. Любой помощи, даже от мужа, она добивалась очень простым способом: сразу делалась серой, лицо как у трупа, вот-вот шлепнется в обморок. Минутку, вспомнила, еще одну такую знала! Эта не была моей приятельницей, просто знакомой. Так вот, мне рассказывали: эта добивалась своего тем, что умела в нужный момент зеленеть. Маленькой она была, щупленькой, такая замухрышка, ну прямо мышка серенькая, в общем, страшилка этакая. Муж носился с ней не знаю как, боялся дохнуть, обходился бережно и осторожно, как с тухлым яйцом, и вскоре помер. Осталась замухрышка одна, но у мужа был друг сердечный. Мышка, разумеется, немедленно вся позеленела, друг смертельно перепугался, проявил заботу и внимание, она расцвела, приобретя нормальный цвет лица, а как только друг мужа предпринимал попытки скинуть с себя ярмо, немедленно делалась зеленой и начинала увядать. Что оставалось бедняге делать? В конце концов он женился на ней и по примеру покойного друга вышел на орбиту тухлого яйца. Всегда в нервах, не знал ни минуты покоя, а она себе цвела-расцветала и, возможно, до сих пор расцветает…
И моя приятельница вела себя таким же образом, всегда знала, когда следует сделаться серой. Например, перед званым вечером. Пригласят они гостей, и моя приятельница ложится отдохнуть, чтобы с лица сошла серость, а муж в поте лица наглаживает свои рубашки и ее блузки и подготавливает все остальное. Зато потом, в ходе званого вечера, наградой ему был цветущий вид супруги. А та становилась серой и в другие ответственные жизненные моменты. Ну, естественно, и когда приходилось мыть посуду после ухода гостей, перед генеральной уборкой квартиры, перед вызванным починить кран сантехником и при прочих важных обстоятельствах, которыми так богата жизнь работающей женщины. А потом она развелась с мужем и сереть стала перед другим.
Гениальный метод, ничего не скажешь! Сколько раз я давала себе слово испробовать его в подходящий момент, да все не получалось. То не могла ни позеленеть, ни посереть, как ни старалась, то вспоминала об этом средстве, когда уже было поздно, валясь с ног после тяжкого труда. А шансы расцветать всегда появлялись, наоборот, у моего очередного мужа. Идиотка несчастная!
Вот если бы я могла по желанию сейчас, например, стать серой или зеленой, вот-вот помру… Не занимаюсь, значит, ни чужой, ни своей головой, мокрые патлы останутся висеть, как висят, а сама лежу помираю…
Ну уж нет, такого стыда я не перенесу! Гжегож, возможно, и проникся бы сочувствием и даже жалостью ко мне, а на кой черт мне его жалость? Глядишь, в глубине души еще и порадовался бы, что в свое время не связал своей жизни с моей, что вовремя женился на этой своей, второй… Нет уж, я предпочту трупом пасть, чем предстать перед любимым мужчиной в виде издыхающего призрака.
Одновременно покончив с прической и коньяком, я посмотрелась в зеркало. Вроде бы удалось восстановить внешний вид, испоганенный дождем. Что дальше?
А дальше позвонил телефон.
– Алло? – осторожно поинтересовалась я, не будучи уверенной, на каком языке следует отозваться.
– Ну наконец-то! – ответил голос Гжегожа. – У меня не хватило терпения ждать до завтра, и я на всякий случай решил звякнуть сегодня, вдруг ты уже здесь?
Я просто физически ощутила, как меня всю залило теплой волной счастья и облегчения. Напряжения как не бывало.
– Если ты позвонил в надежде на сенсацию… – опять же осторожно начала я, но Гжегож не дал закончить.
– Я позвонил в надежде услышать тебя!
– Не волнуйся, получишь все сразу. Сенсация прибыла вместе со мной, и я намерена передать ее тебе, ибо не знаю, что с ней делать.
– Что-нибудь случилось?
– Еще как случилось! Когда мы увидимся?
– Боюсь, только завтра.
– Холера!
– Погоди… попытаюсь, может, получится. Но всего-то минут на десять, буквально, если вообще смогу.
– Не стану вникать в твои сложности, десять минут тоже неплохо. Со всех точек зрения. Так когда тебя ждать?
– В пределах часа…
Позвонил, потому что знал, где я остановилась, знал даже номер комнаты, не было необходимости сообщать свой адрес. Надо же, всего несколько слов, а на меня его голос получше всякого коньяка подействовал! Правильно, выходит, сделала, что с ходу занялась головой… своей, теперь есть время заняться и лицом. Испытывая необыкновенный прилив энергии, я распаковала оставшиеся вещи, разложила по местам и принялась ждать. Господи, сколько раз в своей жизни я вот так ждала его! А он, если уж обещал прийти, никогда не подводил.
Разумеется, ожидая, я думала, и результат раздумий легко было предвидеть.
– Привет, Гжесь! – грустно произнесла я, открывая любимому дверь. – С головой я управилась, но у меня осталась еще одна…
В ответ услышала:
– Это твоя машина стоит перед входом в гостиницу?
– Моя. А что?
– Так немедленно убери ее оттуда. Стоянка гостиницы напротив, на улице нельзя оставлять машины, вот-вот здешние менты ее приберут, и ты намучаешься, прежде чем получишь ее обратно. Это дьявольски сложно, не говоря уже о стоимости.
Я вся похолодела.
– Если в твоем распоряжении всего десять минут и все десять мы потратим на парковку моей машины…
– В моем распоряжении полчаса, ровно. А ну-ка быстренько!
В лифте я попросила:
– А теперь молчи и слушай, времени у нас в обрез. Похоже, наше романтическое свидание обретает несколько неожиданную форму, холера! В багажнике моей машины лежит человеческая голова.
Бегом бросились мы к машине, я заняла место водителя, он сел рядом.
– Вон туда. Какая голова?
– Обыкновенная, отрезанная от туловища. Настоящая, не искусственная.
Больше ничего не успела сообщить до въезда в гостиничный гараж. Гжегож глянул на меня, вышел и сам оформил стоянку у дежурного. Место мне выделили на третьем ярусе.
– Сначала поставишь машину в бокс, потом продолжим разговор. Пока я ничего не понял.
Поставив машину на указанное место, я вышла и засомневалась.
– Вообще-то лучше бы тебе на нее взглянуть…
– Ужасы не моя стихия, но раз ты так считаешь…
Я подняла крышку багажника, осторожно, двумя пальчиками, раздвинула в стороны половинки пластиковой сумки. Гжегож взглянул, в лице его ничего не изменилось, но решение он принял моментально.
– Тут у нас установилась прекрасная погода. Поехали в моей машине. В ближайшем магазине купим сумку-холодильник и успеем сюда вернуться. По дороге все расскажешь.