— А ты что видел?
— Г...! — не задумываясь ответил парень — Если бы я хоть что-то видел!
— Но ты же находился наверху, рядом с механизмом лебедки.
— Правильно, и слышал — там кто-то крутился, но ведь мне это было до лампочки. То есть трех рыбаков, что поднялись с берега, я видел, сели они в свой джип и уехали. Перед этим ящик с механизмом на ключ заперли.
— Ты это точно видел? — живо заинтересовался сержант.
— Так я ж стоял, почитай, рядом с ним.
— Значит, поступили по инструкции. А как выглядел третий?
— Откуда мне знать, который из них третий.
— Тот, который не вернулся. Уехали трое, а вернулось двое, так нас интересует тот, которого не было.
— А меня самого уже в тот момент не было. Я дал деру через дюны, как пани Иоанна велела, и ихний джип видел издали.
— Куда же ты направился?
— Через лесок вышел к морю и по берегу до самой Крыницы шел, как пани Иоанна велела, босиком и в одних плавках.
Сержант огорчился.
— Выходит, и манипуляций с лебедкой не видел?
— Издалека. Не до них мне было, я не спускал глаз с часов. Видел, правда, на пляже какого-то типа, но сзади, ни в жизнь не опознаю. Зато успел разглядеть того, который шел по пляжу от Песков...
— ..и тоже с часами в руках дожидался катастрофы, — вставила я.
— А потом исчез, — закончил сержант.
— Так вот, тут я уверен — это один из моих патронов, — продолжал Болек. — Тот, который бритый. Пан сержант выявил его личность.
— Анджей Дембик, — подтвердил сержант. А Болек закончил неожиданным заявлением:
— Но официально я ничего не видел и не знаю. Мне уже успели передать — я слепой, глухой и немой и чтобы не смел рта раскрыть!
— Что ж, все логично, — мрачно подвела я итоги. — Одна шайка. Шмагера пришили, а то, не дай Бог, в минуту слабости выдаст работодателя. Так что ты, Яцек, можешь считать — за тебя расправились с убийцей отца.
— Еще что! Он только орудие, а где рука, что его направляла?
Как ответ на этот риторический вопрос в дверях возник Зигмусь. Может, он и стучал, да мы за разговором не услышали. В глазах у меня потемнело, и я издала слабый стон.
— Привет-привет! — с обычной радостной энергией приветствовал нас кузен. — Кого я вижу! Пан Яцек!
Оба парня вздрогнули и уставились на него. Яцек от неожиданности, а Болек с опаской. Разумеется, восклицание Зигмуся относилось к Болеку.
— Рад-рад вас видеть! — разливался соловьем Зигмусь. — Вы разрешите, господа? Присяду-присяду, такое приятное общество. А мы так и не успели все обсудить, вот теперь-теперь...
Мне наконец удалось под столом пнуть Яцека. Вообще-то я хотела привлечь внимание сержанта, но промахнулась. Яцек опять вздрогнул и вопросительно взглянул на меня. В ответ я ему послала полный немого отчаяния взгляд. Если сейчас вдруг выяснится, что Болек — не Яцек, претензии обманутого в своих надеждах кузена примут размеры стихийного бедствия, на меня обрушится смерч упреков и циклон поучений, которых хватит, чтобы отравить мне всю оставшуюся жизнь. От такой перспективы кровь заледенела в жилах.
Сержант, как загипнотизированный, не отрывал взгляда от щебечущего Зигмуся и даже не мигал. Положение спас Болек. Парень встряхнулся, сделал над собой сверхъестественное усилие и почти спокойным, но твердым голосом произнес:
— В другой раз. В настоящий момент я, как бы это поточнее выразиться.., недееспособен.
Молодец парень! Я бы сама лучше не придумала!
— Как это, как это? — встревожился Зигмусь. — Что с вами?
— Видите же, даю показания!
Тут я снова пнула Яцека, знала уже, какую ногу надавить под столом, и глазами показала ему на загипнотизированного представителя власти. Яцек незаметно толкнул в бок сидящего рядом с ним сержанта, тот стряхнул с себя чары, солидно крякнул и по возможности внушительно поднялся со стула, видимо, для пущей официальности.
— Прошу извинить, — заявил он не терпящим возражения тоном, и в голосе его прозвучал металл, а в устремленном на Зигмуся взгляде, клянусь, сверкнула молния. — Пан нарушил процедуру. В данный момент я провожу допрос, посторонним присутствовать не положено. Личные дела пан обсудит позже, а сейчас прошу покинуть помещение!
Не на того напал, Зигмуся голыми руками не возьмешь!
— Как это, как это? — возмутился он. — Допрос в квартире моей кузины? По какому праву? Но и сержант уже полностью оправился.
— Да, снимаю свидетельские показания по важному уголовному делу. Полиция предпочла это сделать здесь, а не в комендатуре, где ваша кузина может столкнуться с упомянутым уголовным элементом. Пан желает, чтобы его кузина столкнулась носом к носу с бандитами?
— Нет, не желаю, — пошел на попятную Зигмусь. — А какое отношение имеет к бандитам моя кузина? По какому праву... Тогда нужен адвокат-адвокат, я сейчас...
— Никакого адвоката не надо! — загремел сержант. — Ваша кузина ни в чем не обвиняется, даже ни в чем не подозревается, она только допрашивается в качестве свидетеля, а таковые показания может дать и без адвоката как особа совершеннолетняя. А если вы настаиваете, поехали в комендатуру!
Зигмусь нашел возможным согласиться с полицейским.
— Да нет, да нет, я понимаю, я понимаю и не настаиваю. Так лучше-лучше, полностью с паном согласен! Но я забочусь о кузине, может, мне остаться-остаться?
И он бросил на меня такой взгляд, что я не могла больше отмалчиваться.
— Да нет, не беспокойся, просто мне не повезло, но ничего страшного. Иди, не волнуйся за меня. Завтра я тебе все расскажу.
Зигмусь капитулировал. Кивнув на прощанье всего три раза — явно с кем-то не захотел проститься, но с кем — непонятно, думаю, с вредным сержантом, — оскорбленный в лучших чувствах кузен покинул помещение, недовольно бормоча:
— Вынужден-вынужден подчиниться, понимаю-понимаю, мое почтение, итак, до завтра, до завтра...
И он закрыл за собой дверь. Сержант сел на место и с ужасом спросил меня:
— Вы что?
— А пан и поверил? — возмутилась я. — Вынуждена была ему пообещать, иначе он бы отсюда ни за что не ушел. Перескажу ему завтра один из своих детективов, и делу конец. Ну, поехали дальше!
— Минутку, — не согласился Болек. — А как мне от него избавиться? Прицепился ко мне как клещ, я же понятия не имею, чего он от меня хочет, но наверняка невозможного. Мне-то что делать?
Меня и без того мучила совесть, что я напустила на парня кузена, и я нашла выход. Не иначе как в приступе отчаяния.
— Не волнуйся, я скажу, что ты все состояние потерял! По глупости.