Марк сидел на барном табурете, склонившись над высоким столом, а Лудивина напротив него пыталась нарезать фрукты на куски большим ножом для мяса.
– Они замороженные, – объяснила она. – У меня нет времени на магазины, а когда я все же вспоминаю и покупаю свежие фрукты, то не успеваю их съесть, и они портятся…
– Я с удовольствием съем и такие.
Она наконец дорезала фрукты и переложила их в две миски, насыпала сверху по горсти мюсли.
– Совсем не царский завтрак, но лучше, чем ничего.
Отпив глоток кофе, она спросила:
– Скажи, все, что ты вчера рассказал мне о своей жизни, – правда?
Марк указал на нож, лежащий возле нее на столе.
– Думаешь, я стал бы тебя обманывать, когда у тебя под рукой такое оружие? – пошутил он. – Я уже говорил на днях, у тебя в машине: я не буду тебе врать.
Лудивина пожала плечами и снова уткнулась в свою чашку.
– Это все шаблонные представления о секретных агентах, от них никуда не деться, – призналась она.
Он усмехнулся.
– Я работаю в ГУВБ, занимаюсь внутренней разведкой, это не совсем то же самое, что работа секретного агента. К тому же ты знаешь, что я занимаюсь исламскими радикалами. До Джеймса Бонда мне далеко…
У Марка завибрировал телефон, и, едва посмотрев на экран, он тут же помрачнел. Он бросил смущенный взгляд на Лудивину, и та указала ему на террасу и сад:
– Можешь поговорить там.
Он ответил на звонок, уже выйдя из кухни.
Лудивина смотрела на него сквозь панорамные окна. Он слушал с серьезным видом, почти ничего не говорил.
Насколько он с ней честен? Может, у него двойная жизнь и где-то там о нем беспокоится другая женщина?
«Нет, стоп. Это все в прошлом, теперь ты доверяешь людям».
Такова была основа ее нового договора с самой собой. Больше не закрываться подобно устрице. Не покрывать себя броней. Верить людям. А если в конце ее ждет страдание, она это переживет. Такова жизнь, настоящая жизнь. Радости, горести, восторги, расставания, доверие, страдание.
И все же ей нелегко было окончательно избавиться от старых рефлексов.
Она не знала, увидятся ли они с Марком снова, и не собиралась об этом спрашивать. Ей хотелось насладиться этим утром, посмотреть, что с ними будет к обеду или к вечеру, и уже потом спокойно все обдумать.
Марк закрыл за собой раздвижную дверь и строго взглянул на Лудивину.
– В чем дело?
– Мне надо ехать, срочно.
Лудивина кивнула. Пока он застегивал пуговицы на рубашке и искал свои ботинки, она молчала, стараясь как можно лучше скрыть разочарование.
Он подхватил пиджак, думая о чем-то своем, а затем обернулся к девушке:
– Честно говоря, хоть ты и не на дежурстве, я все равно хотел бы, чтобы ты поехала со мной, – спокойно сказал он.
– Это работа?
Он не ответил.
Лудивина тут же надела стоявшие неподалеку кроссовки:
– Куда мы едем?
– Попробуем понять, как мы сумели упустить одного из самых опасных людей во Франции.
Марк с огромной скоростью рванул с места, выставив маячок на крышу своей вполне обычной с виду машины. Они пулей пролетели по Кольцевой. Он спешно припарковался на какой-то улочке в Женвилье, где их уже ждал мужчина в рабочем комбинезоне с логотипом частной компании, оказывающей скорую медицинскую помощь. Они с Марком едва поздоровались. Мужчина не спросил у Лудивины, кто она такая, и сам не представился, но тут же взобрался в «Скорую» и уселся за руль, а Лудивина и Марк влезли на переднее сиденье.
– Когда это произошло? – спросил Марк.
– Вчера, во время последней вечерней молитвы.
– Вот черт… как так вышло?
– Он воспользовался тем, что мы привыкли…
Совершенно растерянная Лудивина спросила:
– О ком речь? Можно мне узнать?
Водитель нахмурился и, не снижая скорости, быстро взглянул на нее. Марк ответил:
– Помнишь Абдельмалека Фиссума?
– Важная шишка, организатор радикалов. Тот, с кем Лоран Брак несколько раз встречался на протяжении короткого времени.
– Имам, которого мы держали под ближним наблюдением…
– И несмотря на это он слинял… – догадалась следователь.
– Он каждый день приходил в мечеть, – продолжил водитель. – И каждый день выходил оттуда после последней вечерней молитвы, а потом чаще всего возвращался к себе. Геолокацию его мобильного телефона постоянно отслеживают, наши наблюдатели не спускают с него глаз двадцать четыре часа в сутки.
– Так как же он сбежал? – настаивал Марк.
– Наши парни ждали его снаружи, но спустя два часа после молитвы он так и не вышел. Они связались с источником, и тот подтвердил, что во время молитвы имам находился в мечети, но потом его не было видно.
– Может, они заснули в машине? – сердито предположил Марк.
– Нет, я их знаю, они надежные. Мы думаем, что он сбежал, когда верующие расходились после молитвы. Зуб даю, он замаскировался, чтобы его не узнали в толпе. Откуда мы могли знать? Он сделал это сознательно, тут сомнений нет: он оставил телефон в мечети, наша команда обнаружила его при обыске.
– А что у него дома?
– Пусто. Мы ничего не нашли.
– Его банковские счета?
– С того момента ни единой операции, заранее он тоже не снимал крупных сумм, иначе мы бы заметили и забеспокоились.
– Почему я узнал только утром?
– Надо было провести все через ДД.
– Директора департамента, – пояснил Марк Лудивине. – За всеми знакомыми Фиссума до сих пор следят?
– Да, больше никто не исчез, по крайней мере из тех, за кем мы наблюдаем.
– Поверить не могу… Фиссум! – взорвался Марк. – Надо же было из всех упустить именно его! Центральную фигуру!
Водитель продолжил:
– Мы разворачиваем силы, собирают всех, но медленно, чтобы нас не заметили. Я сделал так, как ты сказал, источник нас ждет, он знает, что ты приедешь и хочешь с ним поговорить. Но… давай с ним полегче, ладно? Не дай ему слиться, он хоть и готов помогать, но чуть что, сразу нюни распускает.
«Скорая помощь» мчалась мимо бесконечных серых многоэтажек, заслонявших солнце. На обочинах не росла трава, сухую землю вдоль дороги усыпали окурки, все стены в зоне видимости были затэганы; то тут, то там стояли на осях машины со снятыми колесами; повсюду виднелись группки молодых людей, почти у всех лица скрывали капюшоны или козырьки кепок. Колоссальный район Далль д’Аржантей поднимался вокруг машины. Серое, депрессивное, печальное место. Дети играли в футбол прямо на проезжей части, так что «скорой» приходилось притормаживать. По параллельной улице громко мчались наперегонки два мопеда.