Если есть рай - читать онлайн книгу. Автор: Мария Рыбакова cтр.№ 33

Я никогда не забуду, сказала я, что из всех, кто был тогда на бастионах, ты подошел именно ко мне. Ведь ты мог подойти к любой, но ты выбрал меня. Избрал меня. Я никогда этого не забуду.

Почему, спросил Варгиз, ты вдруг – так сильно?.. Он поискал слово, но не нашел. Что ты во мне такого увидела? – спросил он и улыбнулся.

Когда она просыпалась, то первое, что вспоминала мать Дилана из школы Колумбайн: ее сын – убийца и самоубийца. Ни снотворные, ни успокоительные никогда не спасут ее от того, чтобы просыпаться в эту явь, написала она в своих воспоминаниях. Ее сын расстрелял одноклассников, а потом покончил с собой. И никто никогда не спасет ее, писала она, от того, чтобы эта мысль пронзала сознание каждое утро. Весь мир, в забытьи на мгновение обретший цвет, снова чернел и опускался куда-то в ад – в тот ад, к которому приговорены матери убийц и самоубийц.

И для меня в то майское утро лет тридцать назад: лишь на секунду мир для меня был прежним. Но он потемнел, когда я вспомнила о стенгазете. И о том, как я поступила с Юликом.

Мысли и чувства надо гнать, опять сказала я самой себе. Надо быть этажеркой, стулом, деревом. Я одеваюсь, я пошла в школу, я нажимаю на кнопку лифта, я прохожу по подъезду, я выхожу на улицу, иду по тротуару. На школьном дворе стояли двое моих одноклассников. Мне показалось, что они ухмыляются, мне показалось, что они говорят обо мне. Мне захотелось подойти и ударить обоих. Но я, возможно, ошибаюсь (уговаривала я себя). Вполне возможно, что они говорят о чем-то другом, о чем-то своем, и ухмыляются чему-то другому, своему.

Тогда же я впервые задумалась о том, сколько мне придется врать самой себе, чтобы как-то выжить в этом мире, мире, который – о, удивление ребенка – оказался страшным.

Газета больше не висела на стене. Юлик подошел ко мне.

Я велел им снять. Забудь об этом. Поговорим после уроков.

Мне нечего было сказать, я могла только кивнуть. Учительница поджимала губы и не замечала моей поднятой руки, одноклассницы игнорировали меня, но мне было все равно.

После уроков мы с Юликом шли опять мимо фабрики и мимо пончиковой. Я сказала Юлику: ты знаешь, кажется, реактор взорвался, много территории заражено радиацией.

Юлик ничего не ответил. Он думал о чем-то своем. Это был новый Юлик, который не пересказывал, захлебываясь, приключенческие романы, а молчал и заставлял одноклассников снимать со стены газеты, если они ему не нравились. Я заметила, как он вырос, он был ростом с меня. Кивком он показал на скамейку, где мы сидели в прошлый раз.

Юлик вынул из кармана куртки пачку сигарет. Он предложил мне, я отказалась. Он пожал плечами, засунул сигарету в рот и чиркнул спичкой. Мы оба глядели на огонек его сигареты.

Он рассказал мне странные вещи.

Его равнодушие и сонливость не имели ничего общего с поездкой в Венгрию. Ты в любом случае намного больше написала, и идея была твоя, и мне не так уж и сильно туда хотелось, мне больше нравилось узнавать факты, сказал он. Он говорил блеклым, погасшим голосом, я увидела, как пепел падает с сигареты, и подумала опять: передо мной совсем другой человек, я его не знаю.

Ты должна поклясться, что никому не расскажешь.

О чем?

Поклянись сначала.

Ладно, клянусь.

Поклянись своим здоровьем.

Хорошо, клянусь здоровьем. Если это так уж обязательно.

Я положила ногу на ногу, обхватила колено руками и повернулась к Юлику. Я знала, что это будет не история из книжки. Потому что разве стал бы он брать с меня клятву молчать о чем-то, что он прочитал в «Библиотеке приключений»? Наверно, подумала я, сплетня какая-нибудь. Может, он расскажет мне, что одна из наших девчонок в него влюбилась и потому написала обо мне этот пасквиль. Нет, мальчишки о таком не рассказывают. Это должно быть что-то мужское. Может, он признается, кто его настоящий отец, где живет и кем работает. Может быть, Юлик – сын какого-нибудь известного человека? Члена правительства? Сотрудника секретной службы?

Однажды ночью я проснулся, стал говорить Юлик – я не помню его слов в точности, но пересказываю, как они мне запомнились, – проснулся оттого, что почувствовал, что над моей кроватью кто-то стоит. Я открыл глаза. В темноте был блеск. Прямо над моим лицом. Металл. До меня дошло, что надо мной стоит мать и сжимает нож. Неподвижно, как статуя. И сжимает этот нож. Вот так – он занес надо мной руку, сжатую в кулаке. – Уже и руку занесла. Но еще не опустила.

Врешь, сказала я.

Он пожал плечами: не хочешь, не верь.

Извини, я верю. Ну а ты что?

Он затянулся, я поняла, что в свои двенадцать лет он уже научился по-настоящему затягиваться сигаретой.

Я скатился с постели и забился в угол. Она даже не повернулась. Может быть, она так уже простояла полночи. Зажала типа нож и уставилась куда-то в стену. В ковер над кроватью, что ли, глядела, не знаю. Темно же было на самом деле.

А потом?

Потом сидел на корточках в углу. Сидел и сидел. Боялся пошевелиться.

Я представила себе, как не мог отвести глаз от нее: его матери и незнакомки одновременно. Родной и незнакомой женщины с ножом в руке. Я все еще надеялась, что его рассказ – это фантазия или дурной сон. Или что-то, что он вычитал в очередной книжке. Я никогда не слышала ничего подобного.

Потом она опустила руку. Медленно, как во сне, сказал Юлик.

Мне представляется, что, опустив руку, она и голову уронила на грудь. Простоволосую голову на грудь под ночной рубашкой (я не знаю, рассказал ли он об этом или мое воображение добавило позже детали).

Она медленно повернулась и пошла на кухню, шлепая босыми ногами по полу, рассказывал Юлик. Как во сне. Он услышал, как она выдвигает кухонный ящик и кладет туда нож. Потом возвращается в комнату все так же медленно, опустив голову. Шлеп-шлеп-шлеп, босыми ногами.

Она ложится в постель, натягивает на себя одеяло. Юлик ждет. Через несколько минут он слышит тихий храп.

Юлик все еще боится пошевелиться. Он сидит на корточках и просит неведомую силу, чтобы проснуться – чтобы все это оказалось сном. Но знает, что, как бы ни было странно и страшно то, что происходит в его комнате, это не сон. И все же он начинает торговаться. Он дает неловкие обещания: лучше учиться, делать зарядку, выносить мусор. Стуча зубами, он пытается шептать свои обещания. Он не в силах совладать с собой. Он просит и просит, обещает и обещает. Теперь он просит лишь не повторить того, что произошло. «Я верну все книги в библиотеку, я буду первым приходить в школу, я буду получать пятерки до конца четверти». Но он уже и так был примерным учеником, какие еще он мог дать обещания, что еще он мог принести в жертву? Его мир был слишком маленьким для его судьбы.

Теперь понимаешь? Спросил он.

Тебя поэтому все время в сон клонит? Потому что ты ночью не спишь?