– Я женат, Ханна.
– Как? Как? Ты же сказал… она умерла… погибла… Ты же сказал: авария…
– Все верно. Но я не могу с ней разлучиться… даже с мертвой. Она здесь, Ханна. Она рядом. Я разговариваю с ней каждый день… всегда.
– Время все исправит, Вик. Просто одни излечиваются быстрее, а другие – дольше. Поверь моему опыту, Вик. Женщины понимают в этом чуточку больше, чем мужчины.
– Возможно. Но только… время лечит тех, кто хочет этого.
– Новая жизнь – хорошая штука, Вик. Всегда стоит начать заново, если есть силы. А разве ты ослаб? Разве ты одряхлел, Вик?
– Новая жизнь – хорошая штука, Ханна. Я знаю. Но мне она не нужна. Хочу дорисовать то, что должно быть дорисовано. Мужчины понимают в этом чуточку больше, чем женщины.
Все, замолчали. Я стою на одной ноге, другую опустить боюсь.
Ханна говорит медленно-медленно:
– Кто бы она ни была, она бы тебя отпустила.
– Я сам не отпускаю себя.
И тут Ханна вскочила, загремела чем-то, чего-то еще сшибла…
– Да… какого… а!
Кулаком по столу шваркнула и по корибору понеслась. Я сразу на пол – хлобысть! Она в пяти метрах пронеслась, а меня, вроде, не заметила. Сердце мое – дыг-дыг-дыг-дыг-дыг!
У самой-самой двери Ханна остановилась.
– Передумаешь – заходи. Я тебя жду, Вик. Я жду тебя! Пока еще жду.
И выскакнула. А дверь не закрыла. Очень хорошо, да.
Я с пола поднялся. Весь пол у него тут в масле, штаны теперь насмерть изгвазданы.
– Что думаешь? Хорошая она женщина, красивая. Да и умница к тому же.
Я испугался. С кем это он? Кто это у него еще? Или это он со мной?
– Мя.
– Еще бы ты не согласился! Это же очевидно. Кажется, она влюбилась в меня. Твоя экспертная оценка, котя?
Ой-ой! Да он со зверюгой болтает со своей. Рехнулся?
– Мро-оур-р.
– Выразись яснее.
– Мру-у-у-ур-р. Мру. Мру-у.
– Я не тщеславен, котя, ты же знаешь. И я не настолько обожаю себя. Мне всего-навсего требуется трезвый анализ ситуации. Со стороны-то виднее…
– Мякк. Мя-якк!
– Жрать потом получишь.
– Мя-я-я-якк!
– Сказано – потом. Избаловался. На кого ты стал похож, вольный сын подвалов?
– Мау-яу-уау!
– Согласен, это не мое дело. А все-таки насчет Ханны. Ты ж понимаешь, и посоветоваться-то не с кем…
– Яуо. Мру-у-я-у-ояу…
– Значит, и ты полагаешь, что влюбилась. Скверно, котя, очень скверно. Замечательный человек, а чем я ей могу ответить?
– У-ууууу-у!
– Оставь свои сальные шуточки насчет женщин!
– Мяк. Мямяк.
– Ладно, я беру свои слова назад. Я прошу прощения. Видишь ли, уважаемый котя, у людей все несколько сложнее…
– Мя-я-ау. Уау-уау-уу. Яуа-уа-уау!
– Сам понимаю, что не оптимально. Но такими уж нас Бог создал… Как мне поступить, котя? Принимаются здравые, обдуманные советы. В качестве взрослого, зрелого, много повидавшего мужчи… то есть кота, подскажи, какой образ действий мне…
– Яу-яу-яу-яу-я!
– Ладно, лопай.
Даже отсюда мне слышно было, как этот котище челюстями работает. Хрусть-хрусть-хрусть! Совсем с ума сошел Огородник. Мало того, что с котом разговаривает, еще и кормит его!
Я опять начал потихоньку выбираться. Железяк разных вокруг меня – тыщи, как бы не задеть чего-нибудь… Плохо, если Огородник меня поймает. Осторожненько надо, очень-очень осторожненько…
– Что ж мне делать? Как ей объяснить? Угораздило же…
Пауза. Кот еду изничтожает, надо думать. Ему беседовать некогда.
– Некоторые вещи кажутся правильными, совершенно очевидными, но на самом деле они абсолютно невозможны…
И тут чувствую, какая-то штуковина меня назад тянет. Ну, обернулся я – ай! – там проволочка одним концом мою штанину разорвать хочет, а на другом у нее особенная петелька, которая петелька сейчас-сейчас кучу железяк прямо с верстака сверзит. Я застыл.
– …Сколько лет прошло?
Поворачиваюсь-поворачиваюсь тихонечко, проволочку отцепляю… Фу-уф, теперь не сверзит. И я иду наружу, еще чуть-чуть осталось.
– А впрочем, какая разница…
Прямо передо мной стоит кот. Он, видно, по корибору шел, услышал шорох и морду в мою сторону повернул. Смотрит. Вот я. Кот меня оценил, морду лениво так отвернул и затрюхал-затрюхал к двери. Понятно мне: я нестрашное и несъедобное.
Но если кот – тут, с кем же там Огородник болтает?
Ой-ой!
Я весь холодный сделался. Опять застыл на месте.
– …Знаю, как ты поступила бы. Ты бы дала мне свободу. Ты всегда была очень добра, добрее всех, кого я помню. Благодарю тебя, Катенька, но свобода мне не нужна, свобода мне совсем ни к чему. После тебя уже никого не будет… Я истосковался по тебе. Жду – не дождусь, когда мы встретимся там, за чертой… Но, видишь, Господь к тебе не пускает. Значит, еще что-то нужно ему от меня, значит, еще не все мои дела тут окончены. Потерпи немножечко. Я чувствую, Катенька, осталась какая-то ерунда. Слышишь? Да-да, раньше меня пригибало к земле, а сейчас земля меня едва удерживает… Я уже такой легкий, что ноги сами отрываются от пола. Душа моя хочет улететь… Потерпи, Катенька, срок мой на исходе… Потерпи солнышко. Мне ведь тоже приходится терпеть…
Я вылетел оттуда, как ошпаренный.
* * *
Когда я к Огороднику в следующий раз пришел, его дома не было. И я подумал: зачем это? Я всегда прихожу одинаково. В одно время я прихожу. И он знает: вот, Капрал будет… Не хочет видеть меня? Что я плохого сделал? Не-ет, видно торчит где-нибудь рядом.
Я походил-походил кругом и нашел его. За домом за огородничьим совсем пустой пустырь, никого нет и ничего нет. Только кострища есть и большой пруд есть, очень ядовитый, к нему подходить не надо. А где кострища, там балка метацементная лежит, на три куска расколотая. Вот. Гляжу я: спиной ко мне на одном балочном куске сидят полтора человека. Один человек – Огородник, а половинка – его кот. Кота, наверное, можно считать за половинку. Ветер у-у-у! у-у-у! Холодный ветер. А они сидят. У Огородника волосы треплются, у кота – мохны. Огородник голову задрал, на небо смотрит, и кот тоже смотрит, только не на небо, а вообще.
Я подумал: «Долго сидят. Как у Огородника попа не отмерзла!» Почему долго – не знаю. Вот показалось, что долго, и все тут.
Грустно мне сделалось. Ветер у-у-у! пустырь пустой, холодно, ничего живого кругом, только эти двое. Вот и всё наше житье тут, в Поселке, вроде сиденья на холодном пустыре.