На самом деле на нее внезапно накатила тоска, и ей нестерпимо захотелось остаться одной.
– Да, вот еще что, – Дана остановилась в дверном проеме, – солдатессу выпустили сразу же, а с Паролизи полицейские еще общаются в свете последних событий. И, как мне сказал начальник полиции, если показания Паролизи подтвердят все, что уже рассказала Ирена, его сегодня утром тоже отпустят. Видимо, у него есть какое-то объяснение, откуда взялась кровь Меланьи на его куртке. Нам-то, я думаю, уже никто не нужен?
– Правильно думаешь, оставим всех в покое, информации на три передачи хватит. До завтра.
«Господи, скорее бы она ушла! Не хочу ни о чем думать, не хочу никого слышать!»
Лола опустила глаза, чтобы Дана не догадалась о ее состоянии.
– Чао. – Дана тихо закрыла дверь.
«Ну наконец-то!»
Лола прислонилась к прохладной стене. Затылком она почувствовала жесткость штукатурки, голова почему-то заныла.
«Надо собираться», – приказала она себе и начала медленно складывать вещи в дорожную сумку, все еще косясь на постель и мягкую подушку.
«А, может, лечь и забыться? Господи, как же муторно! – Она знала, что горький осадок предательства еще долго будет тянуть и прожигать душу. – Пино стал мне родным и близким! А что я скажу маме, которая ждет нас обоих в гости? Только не плакать, только не плакать…» – причитала Лола, складывая вещи. Она с треском задвинула «молнию».
«Но какого черта, в конце концов! – Она выпрямилась, пытаясь взять себя в руки. – Я удачливая журналистка, ну может быть, не суперталантливая – похвалы и дифирамбы, которые мне поют, надо делить на десять, мы же в Италии, где все склонны к преувеличениям, и все же… Почему я должна убиваться из-за какого-то Пино, который оказался таким идиотом, что купился на сомнительную скромность и двусмысленную застенчивость?»
Настроение ежеминутно менялось и прыгало, как температура у больного лихорадкой.
«Все готово, надо ехать». Но двигаться не хотелось. За окном моросил настоящий осенний дождь.
Она бросила взгляд на телефон, и он зазвонил как по команде.
– Лола, как дела?
Обычно мама никогда не звонила так рано. Или что-то почувствовала?
– Так себе, – притворяться не было сил.
– Проблемы на работе?
– Да нет. На работе все нормально. Расследование закончено, готовлюсь к передаче.
Мама уже все поняла, тем более что догадаться было несложно: если на работе все в порядке, то оставались только отношения с Пино.
– Я подъеду к тебе, хочешь?
– Да.
Она услышала, как мама вздохнула. Было ясно, если Лола без проволочек и объяснений, ответила «да», дела совсем плохи.
– Не хотелось бы, правда, на машине по дождю ехать. У вас ведь тоже дождь идет?
– Идет, мам, – грустно подтвердила Лола.
– Тогда встречай меня вечерним поездом.
– Хорошо. – Лола тут же почувствовала себя лучше.
Мама умела безошибочно определять моменты, когда Лола в ней особенно нуждалась, и всегда спешила помочь и поддержать.
Лоле как будто приоткрыли кислород и, сделав глубокий очищающий вдох, она постаралась отогнать все тяжелые мысли.
Дождь усилился. Выезжая со стоянки, Лола бросила последний взгляд на гостиницу: по ресторанным окнам лились потоки воды, внутри, как большие рыбы в аквариуме, двигались еще не уехавшие журналисты. В памяти встал Пино, сидевший за столиком с Оксаной, как в очерченном магическом круге, отделявшем их от окружающих, и она, Лола, вот так же смотревшая на них из машины. Смотревшая и ничего не видевшая!
Она нажала на газ, машина мягко тронулась и поплыла, рассекая колесами лужи.
Лолу знобило, и она включила обогрев сидений.
На круге вместо выезда на автостраду она автоматически свернула к полицейскому участку. «Мне в полиции делать уже нечего!» – удивилась она самой себе.
Разворачиваться было лень, и она решила сделать крюк. Вдали показались въезд на парковку для служащих и высокая лестница, ведущая к входу, на которой не так давно их ждал замначальника полиции.
Остановившись на противоположной стороне, она прислушалась к себе.
«Зачем я сюда приехала?»
Дождь превратился в водяную стену, и дворники еле успевали разметать его потоки.
Чуть поодаль стояла черная «БМВ», как у Паролизи.
«Интересно, а Паоло выпустили уже? И как он смог объяснить кровь Меланьи на своей куртке?»
«БМВ» медленно двинулась вперед и подъехала к входу.
Лола протерла запотевшее стекло и не поверила своим глазам: из участка вышел Паролизи. Двери машины тут же распахнулись и по лестнице взбежали трое плечистых мужчин. Они порывисто и все одновременно обнялись и тут же, разжав мускулистые руки, сели в машину. «БМВ» газанула с места. Дорога, по которой они направились, не вела к дому Паролизи.
«И куда же они рванули?» Черный бок машины мелькнул на повороте.
«Поехали к родителям Меланьи», – догадалась Лола.
«Дочку мне не дают», – в ушах прозвучали горькие слова Паоло.
«Дай бог, чтобы тебе разрешили хотя бы взглянуть на ребенка после всего, что случилось. Но разве можно оставлять девочку и без матери, и без отца? Удачи тебе, Паролизи!» – подумала Лола и свернула на автостраду.
На душе будто стало легче: «Я была права, он невиновен!»
Ей не хотелось думать о неоспоримых фактах.
Дома было промозгло и холодно, и Лола, накинув одеяло, просидела так до вечера, ожидая маму и цокая по клавиатуре компьютера. На полках лежали мягкие и теплые свитера, но она, будто наказанная, сидела, не двигаясь, завернувшись в одеяло, как мумия, и изредка нашептывала, нахохлившись, скрючившись над компьютером: «Вот так и буду сидеть до посинения, вот так замерзну, и никто обо мне не вспомнит», – находя в своем состоянии мучительную сладость.
Приехав на станцию встречать маму, среди суетливой толпы Лола почувствовала себя немного лучше, но, когда увидела родное улыбающееся лицо и прижалась, уткнувшись носом в теплое и уютное плечо, вдруг ощутила, как освободительные слезы потекли по щекам.
И надо же было зареветь на вокзале! К счастью, народ проносился, толкаясь и ничего не замечая вокруг.
Сдерживая всхлипы, Лола незаметно смахнула капли с ресницы и улыбнулась:
– Здравствуй, мам! Как доехала?
– Отлично! Почитала, поспала, и вот уже Рим. А ты? Вид у тебя не очень.
– Давай дома поговорим.
Войдя в квартиру, мама забыла о своих вопросах и бросилась распаковывать свертки с едой, как будто Лола жила не в столице Италии, а в заброшенном и далеком сибирском крае. Шурша бумагой и то и дело хлопая дверцей холодильника, приговаривала: