Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000 - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Коткин cтр.№ 13

Неизбежная смена поколений

10 марта 1985 года в 19:20 находившийся в коме Черненко умер. Его личный врач первым делом сообщил об этом Горбачеву, который распорядился назначить на 23 часа срочное заседание Политбюро, а также сообщил о смерти генерального секретаря В. Н. Гришину, который был близким другом Черненко, главой Московского горкома партии и, по слухам, главным противником Горбачева. Провоцируя Гришина, Горбачев предложил ему возглавить комиссию по организации похорон умершего генерального секретаря. В прошлом глава такой комиссии всегда становился новым генсеком. Гришин возразил, что возглавить комиссию должен сам Горбачев. Подтекст разговора был ясен обоим: у Гришина нет ресурсов для того, чтобы бросить Горбачеву вызов. Однако на самом заседании Политбюро, уже практически получив в руки высшую в стране должность, Горбачев не воспользовался жестом Гришина. Других претендентов на пост главы комиссии не нашлось, и голосование по этому вопросу странным образом так и не состоялось.

Казалось, вопрос о преемнике все еще не решен. Но это было не так. Как фактический глава Секретариата ЦК в день смерти Черненко Горбачев взял на себя ответственность за организацию и похорон, и второго заседания Политбюро, и Пленума ЦК. Вместе с Лигачевым и председателем КГБ В. М. Чебриковым он до рассвета работал в здании ЦК на Старой площади. Утром 11 марта, перед вторым заседанием Политбюро, Лигачеву позвонил Громыко и сообщил, что он поддержит Горбачева. Как и было условлено, на самом заседании Громыко эффектно встал и, опережая других, выступил в роли вершителя судеб, предложив избрать Горбачева генеральным секретарем. После того как его поддержал Тихонов, остальные пятнадцать участников заседания бросились делать то же самое. На Пленуме ЦК, которому предстояло утвердить рекомендацию Политбюро, Громыко опять выступил первым, и оглашение имени Горбачева как кандидата в генсеки вызвало продолжительные аплодисменты.

Мог ли результат быть другим? Была ли в марте 1985 года вообще какая-нибудь борьба за власть?

В 1978 году, когда Андропову удалось продвинуть Горбачева в круг высшего руководства, самым молодым после него секретарем ЦК был Черненко, который был на 20 лет его старше. В конце концов геронтократы стали один за другим умирать: сначала Суслов (1982), затем Брежнев (1982), Андропов (1983), Устинов (1984) и Черненко (1985). В марте 1985-го два остававшихся в живых руководителя старшего поколения— Тихонов и Громыко— не прочь были бы продвинуть собственные кандидатуры на высший пост. Но даже если бы один из них уступил другому, возраст обоих означал, что наступает лишь еще одно «междуцарствие», подобное правлению Черненко. Чуть более молодой 70-летний Гришин своих амбиций не скрывал. Однако его репутация была подпорчена обвинениями в коррупции. Отказ Гришина возглавить комиссию по похоронам демонстрировал, что все козыри на руках у 54-летнего Горбачева: тот считался избранником Андропова, единолично возглавлял ключевой в стране орган власти— Секретариат ЦК, пользовался поддержкой могущественного КГБ и, наконец, был относительно молод. Почему же тогда Горбачев не поспешил снять все вопросы о преемнике, став председателем комиссии по организации похорон? Похоже, что его самолюбие нуждалось в чисто формальном благословении «старой гвардии», прежде всего— Громыко.

В своих воспоминаниях Горбачев даже не упоминает о, возможно, решающем утреннем звонке Громыко. О чем он поведал читателям, так это о том, как накануне вечером, за 20 минут до начала первого заседания Политбюро, он тайно встретился с Громыко тет-а-тет, и во время встречи тот предпочел занять уклончивую позицию. Колебаниями Громыко вся «борьба за власть» и ограничилась. За год с небольшим, прошедший после смерти Андропова, Громыко постарался увеличить свои шансы на власть, объединив силы с Тихоновым. Последний пытался всеми правдами и неправдами нанести Горбачеву политический урон. Он блокировал его назначение заместителем Черненко, инициировал тайные поиски компромата на своего противника на Ставрополье, но все эти отчаянные маневры не могли иметь никакого результата, разве что потрепать Горбачеву нервы. Тот оставался единственным представителем более молодого поколения в Политбюро, смена же поколений была абсолютно неизбежной.

В отличие от 70–80-летних старцев из вымирающей партийной верхушки, бывший простой парень из Ставрополя (самый молодой руководитель страны со времен Сталина) оказался виртуозом тактики. Но еще больше он отличался от них тем, что был решительным приверженцем обновления социалистических идеалов. Может показаться, что это делало его очень необычной в номенклатурной среде фигурой. Однако вера в «настоящий» социализм была характерной чертой большинства «детей» XX съезда партии. Эта вера Горбачева в необходимость обновления социализма, как и его исключительная уверенность в себе, только усиливались благодаря непосредственному опыту общения с людьми, которые сплотились вокруг дряхлого Брежнева, а затем один за другим перемещались на кладбище у Кремлевской стены. Горбачев стал вовсе не отклонением, а типичнейшим продуктом советской системы и той траектории развития, по которой она вошла во вторую половину 1980-х. Сверстники приветствовали его как долгожданного «реформатора», как второго Хрущева. Они были правы. Вера в социализм с человеческим лицом возродилась внутри системы, но на этот раз, в политически более искусных руках, она оказалась фатальной.

Глава 3. Драма реформ

Я вообще не понимаю, как можно бороться с коммунистической партией под ее руководством… Я не понимаю, почему у нас перестройка проводится людьми, которые довели страну до перестройки?

Михаил Задорнов (1989)

Либерализация и демократизация— это, по сути, контр­революция.

Л. И. Брежнев. Выступление на секретном заседании Политбюро в мае 1968 года

«Первое время личность Михаила Сергеевича вызывала восхищение,— писал генерал КГБ Владимир Медведев, начальник охраны Горбачева, до того работавший в охране Брежнева.— Речистый новый генсек, который еще в момент смерти Брежнева был единственным членом Политбюро с оконченным высшим образованием, полученным в крупном университете, проявил себя как настоящий “вулкан энергии”,— добавлял генерал.— Работа— до часу, двух ночи, а когда готовились какие-нибудь документы (а их было бесконечное множество— к сессиям, съездам, пленумам, совещаниям, встречам на высшем уровне и так далее), он ложился спать в четвертом часу утра, а вставал всегда в семь-восемь». Уже тот факт, что Горбачев появлялся у себя в кабинете, а не руководил страной из больничной палаты, сигнализировал о глубоких переменах. Конец эпохе ходячих трупов, вяло машущих с трибуны Мавзолея!

Политическая власть в советской системе была сверхцентрализована: наверху определяли, не только что смотреть по телевизору и чему учить в школе, но и что должна или не должна производить экономика. Генеральный секретарь, стоило ему того пожелать, мог изменить жизнь каждого из 285 миллионов жителей страны. Но он не мог проводить новую политику в одиночестве. Горбачев решил назначить Е. К. Лигачева, который был старше его на 11 лет, руководителем «нервного центра» партии— Секретариата ЦК, сделав его фактически вторым человеком в партии. Он также поставил под свой контроль гигантские органы управления экономикой, назначив главой правительства Н. И. Рыжкова вместо Тихонова. Внешняя политика была вырвана из рук Громыко (занимавшего пост министра иностранных дел в течение 28 лет) и передана грузинскому партийному руководителю Э. А. Шеварднадзе, некогда чиновнику силовых ведомств, чья неопытность в дипломатии позволяла Горбачеву сохранять за собой свободу действий в этой сфере. А. Н. Яковлев, за десять лет до того отправленный «в почетную ссылку» послом в Канаду, был назначен секретарем ЦК по идеологии (формально— под начальство Лигачева). Этот новый круг высших руководителей, унаследованный от Андропова, продолжал биться над главной проблемой, стоявшей перед поколением реформаторов: как преодолеть пропасть между идеалами социализма и его разочаровывающей реальностью, да еще и в условиях глобального противостояния двух сверхдержав.