Прах и пепел, как же он все здесь ненавидел. Если бы выправить эмиграционные документы не стоило целого состояния, они с матерью давно покинули бы эту страну.
Вдвоем спустились на булыжную мостовую, затем снова вскарабкались на крышу четырехэтажного строения. Сэндис заметно нервничала, хотя Рон никак не мог взять в толк почему. «Неужели оккультники боятся высоты? Что ж, с них станется… Погоди, – урезонил он себя, – Сэндис – невольница, забыл?» Он сломал себе голову, представляя, какую грязную работу она могла для них делать, и в конце концов обреченно махнул рукой – хватит, уже невмоготу. Как ни крути, а Сэндис находилась в самом низу пищевой цепочки, и об этом стоило помнить.
Уф, как же он ненавидел, когда размякал от жалости. Размякая, он становился таким славным.
Солнце выглянуло из-за горизонта, когда Рон добрался до места назначения – солидного жилого массива прямо посреди дымового кольца. «Солидного» – так как его жильцы обладали достаточными средствами, чтобы занимать столько свободного пространства, сколько им требуется, а не тесниться, будто сардины в банке, как теснилось большинство обитателей многоэтажек.
Квартира Маральда Хельга – если, конечно, он не переехал – располагалась на последнем этаже.
– Жди здесь, – приказал он Сэндис, словно дрессированному пуделю.
Оглядевшись, она присела невдалеке от покатого карниза, измарав в грязи выстиранные штаны.
Подавив вздох, Рон проверил, на месте ли амаринт, хотя и знал, что артефакт еще не восстановил своих волшебных свойств, свесился с крыши и, зацепившись за карниз, повис на руках. Качнулся туда-сюда и с грохотом выбил ногами широкое окно. Чем больше шума, тем лучше. Нагнать на врага трепета не повредит.
– Хельг! – возопил он, промаршировав через приемную залу и гостиную, совершенно пустую, если не считать стоявшего в ней одинокого, обитого плюшем кресла.
– Проснись, ты, грязный ублюдок! – проревел он, скатываясь вниз по лестнице и направляясь к кабинету, где совсем недавно обсуждал с Хельгом кражу носконской тиары.
Уловив слабое хихиканье, он круто развернулся и, распалившись гневом, вихрем ворвался в спальню, грохнув ботинком в дверь.
Маральд Хельг сидел в постели. Он только что пробудился, и его жидкие волосенки сбились в неприглядный клубок. Сквозь окно, драпированное прозрачными занавесками, сочился тусклый унылый рассвет. Из мебели в комнате находился лишь жалкий трехногий журнальный столик. На стенах зияли пятна от висевших там когда-то картин.
Хельг закашлялся, прикрыв рот, и слизнул слюну с верхней губы.
Рон бросился к нему, уже предвкушая, что убьет его, но еще не представляя как. По правде говоря, он не убил ни одного человека. Но когда-то же следует начинать.
Он замахнулся…
– Я ждал тебя, мой мальчик…
Слова Хельга застали его врасплох. Однако, помедлив секунду, Рон схватил тщедушного Хельга за шиворот, вытряхнул его из простыней и швырнул на пол. С их последней встречи Хельг осунулся и постарел. Взгляд его угас. Волосы побелели еще больше. Но Рон не чувствовал к нему жалости.
– Уж не знаю, как ты до нее добрался, – накинулся на него Рон, словно свирепый волк на беспомощного ягненка, – но только «Герех» тебе раем покажется, когда я выбью из тебя дух.
Хельг рассмеялся. Рассмеялся! Рассвирепев, Рон сгреб старика за ворот рубашки и пригвоздил к стене.
Хельг заморгал, закашлялся. Опешивший на мгновение Рон снова пришел в себя.
– Ты… – проквакал старик, – ты… сам напросился.
– Это ты напросился, – поправил его Рон, отвел кулак…
– Хочешь историю?
Рон заколебался.
Хельг осклабился в улыбке, и Рона прорвало. Размахнувшись, он залепил кулаком прямо в рот Хельга. Хрустнули в десне зубы. Ободранные костяшки Рона приятно заныли. Отпустив старика, он сделал шаг назад, и Хельг рухнул на пол.
– Теперь давай свою историю, – глумливо ухмыльнулся Рон. – Я весь внимание.
Хельг скрючился на полу, баюкая в ладони вывороченную челюсть, затем, оттолкнувшись от половиц, выпрямился и сел. На его спине Рон заметил маленький горб.
– Ты знаешь… знаешь, кто я? – Старик выплюнул выбитый зуб.
– Лживая мразь?
– Я – Маральд Стеффен.
Старик отнял ладонь ото рта, оставив на щеке кровавый след. Подождал. Нахмурился, заметив, что на Рона его имя не произвело никакого впечатления.
– Похоже, ты меня не помнишь…
– А что, должен?
Стеффен трагически вздохнул.
– Хорошо… Возможно, имя Фрэна Эррика покажется тебе более знакомым?
Рон, ничем не выдав своего замешательства (имя действительно показалось ему смутно знакомым), задумался. Наверняка какой-то прошлый клиент.
– Позволь, я освежу твою память, глупый мальчишка, – брюзгливо скривился Стеффен, облизывая кровоточащую губу. Напрасно – кровь полилась только сильнее. – Фрэн Эррик – владелец оружейных фабрик «Эррик», «Фритц» и «Хельдершмидт». Я же когда-то владел фабрикой «Грейбрик». Эррик поручил тебе выкрасть из моего хранилища чертежи новой модели гладкоствольных ружей.
Рон сощурил глаза: он все вспомнил. Сделку с Эрриком он провернул восемь месяцев назад.
– Ты! – зашипел Стеффен, словно изготовившаяся к нападению змея. – Ты разорил меня.
Опираясь ладонями о стену, он начал медленно подниматься.
– И оставшиеся у меня крохи богатства – все до последнего – я потратил, чтобы нанять тебя, Энгел.
Хельг-Стеффен, вмиг постаревший и истаявший почти до прозрачности, вскинул на Рона полные ненависти глаза. Солнечный луч, упавший на его лицо, высветил черные, словно бездна, зрачки. Свинцовый шар вины вновь принялся за нутро Рона.
– Я отправил тебя к самому могущественному человеку во всем Дрезберге. И ты повиновался мне, ты, шелудивый пес.
Рона словно подбросило в воздух. Руки его сомкнулись вокруг шеи Стеффена и припечатали старика к стене.
– Я выяснил, кто ты на самом деле, – словно ничего не замечая, продолжал Стеффен. – Ты – коварный и хитрый пройдоха, Рон Комф. Надеюсь, твой папочка гордится таким сынком, а? Или он плевать хотел на такое отребье?
Рон заскрежетал зубами и что есть мочи сдавил глотку Стеффена.
– Шелудивый пес, – захрипел старик, – пройдоха. Я знал, что ты выйдешь сухим из воды. И ударил по ней. Раз-два – и все дела. Надеюсь, – задушенно просипел он, – они ее вздернут.
Рон рассвирепел. Ударил старика в глаз, затем, отпустив его шею, в скулу. Затем в нос, с хрустом сломав его. И в челюсть. Маральд Стеффен повалился на колени, и Рон, развернувшись всем корпусом, обрушил кованый ботинок ему на голову. Старик обмяк и закрыл глаза.