Я ставлю на любовь - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Тимина cтр.№ 57

— Почему ты меня ударил? Там, в ангаре?

Вода не помогла. Связки немилосердно болели, голос перешел в свистящий шепот, словно мужчина ее прошлого только что своим прикосновением выпил все ее силы.

— Неужели это единственное, что тебя заботит?

Она так и не открыла глаза, но почувствовала кожей изумление Влада.

— Ты никогда не бьешь женщин… не говори, будто что-то поменялось.

— Настя, поменялось многое… но, если тебе от этого сейчас станет легче, я отвечу. Это была единственная возможность не дать тебе погибнуть на месте.

— Ребята бы не поняли твоей мягкости…

— Никакой мягкости нет и больше быть не может в отношении тебя. Я должен был отдать тебя им на растерзание прямо там, после того как ты убила одного из них на месте. Считай это обычной отсрочкой приговора.

— Тебе ничего не мешало всадить мне лошадиную дозу сыворотки и не заморачиваться играми в доктора. Но что-то же тебя остановило.

Озноб усилился, и Настя плотнее закуталась в одеяло. Яркий солнечный свет резал глаза даже сквозь крепко зажмуренные веки.

— И в какой же момент ты меня узнал? До того как дал команду своим безмозглым садистам меня допросить или после этого?

— Ты изменилась. Но есть что-то, что не меняется.

— Дай скажу за тебя… Внутренний свет! — истерический смешок резанул голосовые связки.

Но куда сильнее была иная боль. Боль о тех потерянных днях, когда действительно все обстояло именно так. Когда он любил ее без меры и осторожности. Когда сука-жизнь еще не ставила им в колеса не просто палки, а целые стволы. Черный Ангел была готова ко всему, кроме одного: к тому, что однажды жизнь безжалостно столкнет ее с тем, ради которого она жила, с тем, кто заставил ее улыбаться и радоваться каждому новому дню.

— Нет. Разрез глаз.

Сперва она не поняла, к чему прозвучала эта сухая фраза. Повернула к нему голову, сморгнув непроизвольные слезы, — может, от яркого света, а может, оттого, что в его голосе не было отголосков прежнего тепла.

— Разрез глаз не под силу изменить ни одному пластическому хирургу.

Конечно, он не мог ответить по-иному. Откуда ему знать про чудеса китайской пластической хирургии. Да и свет, который был раньше, в ней уже давно погас. Ушел из-под ресниц с последними слезами, погас без притока кислорода от накрывшей его ладони злого рока. То же самое случилось и с Владом. То тепло, что она чувствовала все это время, было исключительно фантомным дежавю. Приветом из далекого прошлого. Насте захотелось что-то сказать, все, что угодно, что сможет хоть на миг вернуть ей прежнее ощущение тепла и безопасности, но она просто молчала. Отвернула голову, чтобы не показывать смятения.

— Постарайся заснуть. Чем больше сил ты сегодня восстановишь, тем легче переживешь завтрашнюю капельницу, — Лидер не сделал попытки подойти к ней. Он больше не смотрел в Настину сторону. — Сильная боль — от сопротивления. Если не пытаться закрыться в себе, ощущения будут иными. Ты даже испытаешь чувство легкости и очищения. Не причиняй себе излишней боли и не заставляй меня экспериментировать с большими дозами на тебе.

Неподдельная забота в голосе Влада и циничное изложение сухих фактов диссонировали так, что Млечный путь сознания содрогнулся вместе с двумястами миллиардами своих звезд, превращая в осколки то, что еще вчера считалось целым.

— У тебя удивительные познания.

— Не сопротивляйся. Уж поверь мне на слово, будет еще больнее. Но в этот раз ты все будешь помнить…

Настя только посильнее вцепилась в одеяло дрожащими пальцами. Озноб сменился волнами жара, которые накрывали ее с головой, выжигая изнутри волю. Ее гордость и самоконтроль умирали, затихая, как и удаляющиеся шаги. Они впали в анабиоз вместе с хлопком двери, погружая ее в полубессознательное состояние. Возможно, просто подействовали таблетки, сводя на нет энергетический эффект кофе и колы, а может, контраст между прошлым и настоящим оказался тем самым спусковым механизмом, который лишил ее самоконтроля.

Ее тезка, кажется, снова приходила с закатом солнца. Настя не притронулась к еде. Выпила горячий настой из трав, проглотила таблетки — даже это у нее получилось с трудом — и провалилась в глубокий тревожный сон. Влад больше не появился в этот день, а может, и заходил. Она спала, полностью подчинившись его приказу набраться сил перед завтрашней экзекуцией.

Нельзя сказать, что утром она почувствовала себя лучше. Жар спал, ее пижама промокла насквозь, но слабость была такая, что Настя с трудом встала с постели и тут же грохнулась на пол, чудом успев сгруппироваться. Трезвый рассудок вернулся к ней, но он же напрочь отклонил все ее мысли о возможном побеге. В таком состоянии она с трудом доковыляла до ванной, опираясь рукой о стену. Частично силы вернулись после теплого душа — но даже здесь она не могла стоять прямо, сжалась клубочком на пластиковом поддоне, размазывая дрожащими руками гель для душа по телу. В такой позе ее и нашла девочка-горничная. У Насти не было никаких сил, чтобы ей помешать, когда девушка вытирала ее махровым полотенцем и помогала укутаться в теплый халат. Настя просто стояла, опираясь на стену и стараясь не замечать дискомфорта от прикосновения чужих рук. Она была ослаблена настолько, что хотела одного: чтобы все поскорее закончилось.

Овсянка едва не попросилась обратно, и Настя решительно отставила тарелку в сторону. Влад сказал не сопротивляться? Она бы не смогла этого сейчас при всем своем желании. Даже не отреагировала на его появление и просто закрыла глаза, оставив вопросы о самочувствии без ответа.

Показалась ли ей его обеспокоенность, тщательно скрываемая нежность в прикосновениях к ее лбу и щекам? Ей хотелось спать и не видеть никого. Еще лучше — не слышать. Когда горничная, пряча глаза, в которых плескался испуг, вкатила в комнату тележку со штативом капельницы, Настя даже не вздрогнула. Проводила ее затуманенным взглядом, словно не было в комнате Влада, который тщетно пытался добиться сейчас какого-либо ответа.

— Закатай ей рукава, — холодно распорядился Лидер. На короткий миг Насте до боли захотелось ощутить его губы на своих руках, как раз там, где кожу в прошлый раз проткнули иглы. Ей бы хватило даже банальных теплых слов «держись» или “скоро все закончится”… все равно каких, но только сказанных в прежней ласковой манере, так, чтобы унеслись прочь все тревоги.

Нет, она не заслуживала его тепла. Только холодного презрения. И перед этим фактом гасло даже чувство протеста, а сердце колотилось о грудную клетку совсем не от тревоги — скорее от бессилия. Оно так хотело нарастить собственный ледяной панцирь, чтобы не позволить сознанию сорваться в чувство потери, которое делало ее настолько слабой и уязвимой!

Он один мог делать ее такой: испуганной и подавленной его железной волей. Почему изо всех теоретически возможных вариантов судьба определила ей во враги того, кого она любила больше жизни, и почему это чувство не смогли убить девять долбаных лет?