Не римская Испания. Арбалетчики в Карфагене - читать онлайн книгу. Автор: Безбашенный cтр.№ 39

Моя рабыня оказалась как раз из такой семьи, где «старинное» оборудование имелось, и детей обращаться с ним учили. Поэтому, подумав, на «экскурсию» по местной текстильной промышленности я прихватил и её. Какой-никакой, а всё же эксперт. Сам-то я, как и полагается «профессиональному начальнику», ни бельмеса не смыслю в том деле, которым намерен руководить, гы-гы! И скажите ещё спасибо, что сам я себе в этом отчёт отдаю и просветиться стремлюсь, потому как это только назначенный сверху за личную преданность начальник может быть и обалдуем, а хозяину-буржуину некомпетентность в своём бизнесе противопоказана.

Я, кажется, уже упоминал, что этот птолемеевский Египет зацентрализован до поросячьего визга? Почти любое дело, какое только способно приносить хороший доход, в птолемеевском Египте либо монополизировано короной официально, либо курируется властью настолько плотно, что даже формальная частная собственность в таких отраслях на деле оборачивается чистейшей фикцией. Взять хотя бы крестьянина. Формально-то он вроде бы и свободен. А на самом деле государственные чинуши указывают ему, где, чего и сколько сеять, а весь собранный урожай он сдаёт — ту часть, что приходится на налоги, на государственный склад, а «свою» — на склад общины, с которого и получает потом свой паёк. Даже семена — не его, а со склада ему выдаются. Ну и хрен ли, спрашивается, это за свобода? Вот что такое государственная монополия на хлеб — главную статью египетского экспорта. Колхоз, млять, в чистом виде! Птолемеев-то самих в нём винить, пожалуй, было бы несправедливо, потому как не они это придумали, а сохранили то, что было уже и до них ещё со времён фараонов Нового царства. Так же примерно обстоит в Египте дело и с текстилем. Хлопковый — монополизирован царской властью полностью. Льняной — можно производить частным порядком, но весь сбыт — только государству, которое себя уж всяко не обделит. При этом оно ещё и диктует формально свободному частному производителю, где, сколько и какого сорта этого льна он должен выращивать. Хрен забалуешь особо при такой «свободе по-египетски»! Относительный либерализм в стране только с шерстяными тканями, спросом в Египте практически не пользующимися, но сукно, например, нужное для солдатских плащей — в полной государственной монополии.

К счастью, само текстильное производство даже в предельно забюрокраченном Египте засекретить никто пока не додумался, так что даже на казённые мастерские можно наведаться свободно. А поскольку казённое производство — крупнотоварное, то и характер его далёк от мелкого кустарного. Это уже большие мастерские с десятками, а то и сотнями работников — как рабов, так и мало чем отличающихся от них по реальному положению на работе «свободных». Эдакие античные мануфактуры. Этим-то они мне и интересны.

Лесами природа Египет обделила, так что и собственного дикого шелкопряда в товарных количествах в нём не водится, так что всё египетское шелкоткачество — и тоже, конечно же, полная госмонополия — осуществляется исключительно из готовой привозной индийской пряжи. Поэтому Мунни, уже догадавшаяся, для чего я её купил, посоветовала посетить хлопковое предприятие. Это наиболее полный аналог шёлкового производства. Суть тут в том, что, в отличие от китайского тутового шелкопряда, который только в том Китае есть и раньше шестого века уже нашей эры в Средиземноморье не появится, коконы диких шелкопрядов не разматываются. Их расщипывают и расчесывают аналогично клоку хлопковой ваты, после чего прядут из них нить точно так же, как и из хлопка. Вот почему именно крупное производство хлопкового текстиля в наибольшей степени похоже на ту мануфактуру по выделке «дикого» шёлка, которую я задумал.

Одно из таких предприятий находилось как раз в пригороде Александрии, и мы прогулялись на него. Одна драхма привратной страже — и мы беспрепятственно проникли внутрь, пара драхм надсмотрщику-управляющему — и мы получили гида-экскурсовода.

Кустарщиной здесь в самом деле и не пахло. В применявшемся на предприятии производственном оборудовании моя рабыня-экспертша без труда опознала и индийские прялки, и индийские горизонтальные ткацкие станки, на которых можно было ткать куски ткани до шести метров длиной. Для античной эпохи — вполне себе «высокие технологии». И если среди обычных работяг преобладали коренные египтяне, то самую ответственную и высококвалифицированную работу выполняли немногочисленные рабы-индусы.

Промышленное оборудование подобного типа, по словам нашего гида из числа надсмотрщиков, известно и давно уже применяется в крупных текстильных мастерских эллинистического мира, в том числе и в Карфагене, но самые искусные индийские пряхи и ткачи, без которых нельзя выработать высококачественной тонкой ткани, в достаточном количестве имеются лишь в селевкидской Сирии и в птолемеевском Египте. Оттого-то и ценятся так высоко по всему Средиземноморью знаменитые египетские полотно и ситец. А обеспечивает это великолепие эллинистическая организация высокопроизводительного труда, объединённая с искусностью, усидчивостью и прилежанием всех работников — ну, кроме некоторых нерадивых отщепенцев…

Как раз у нас на глазах двое дюжих надсмотрщиков уже метелили одного раба. Усердно метелили, от души, явно наслаждаясь процессом и не собираясь останавливаться.

— Это же Рам, господин! — шепнула мне вдруг в самое ухо Мунни. — Они убьют его! Спаси его, умоляю тебя!

— Что такое рам? — не въехал я.

— Его зовут Рам, господин, и он из нашей деревни!

— Ты предлагаешь мне повсюду выкупать всех твоих односельчан, какие нам только попадутся? — Этот односельчанин Мунни, надо полагать, должен бы быть таким же потомком индийских шелкоткачей, как и она сама, и такие рабочие кадры, ясный хрен, на дороге не валяются, но и недавно купленная рабыня не должна забывать о своём месте.

— Нет, только этого, господин! Рам был одним из лучших ткачей во всей нашей деревне! Очень тебя прошу!

— И ты просишь за него именно как за хорошего ткача? — что-то мне показалось сильно сомнительным, что её мотивация именно в этом.

— Он небезразличен мне и сам по себе, — призналась она. — Но ты не пожалеешь, господин, — я сказала тебе правду о его мастерстве!

На Востоке обычно считается крайней бестактностью, если гость вмешивается во взаимоотношения хозяина с его рабами, и без веской на то причины делать этого там не стоит. Но тут причина-то достаточно веская, а заплаченные за «экскурсию» деньги делали уместным и «экскурсионное» любопытство.

— Они не слишком увлеклись? — спросил я управляющего. — Убить ведь могут!

— Если и убьют — невелика беда, чужеземец! — ответил тот. — Этот негодяй уже не первый раз осмеливается пререкаться с надсмотрщиком. Он хороший ткач, и я щадил его до сих пор. Я прощал ему, когда он отказывался от подсобных работ. Я простил, когда он переделал станок не так, как у всех, — это был очень дурной пример для прочих, но ему так было удобнее, а он очень хороший ткач, и я простил ему его самовольство. Но теперь, всемогущий Серапис, моё терпение иссякло!

— А что он сделал неподобающего на этот раз?

— Негодяй испортил работу. Нарочно испортил, не случайно! От него не так уж и много требовалось — ткать самый обычный материал, с которым справится и новичок. А этот смутьян возомнил, будто лучше нас знает, что и как ему делать! Он зачем-то сдвоил нити, и ткань вместо гладкой получилась шершавой! Взгляни сам, чужеземец!