Не римская Испания. Арбалетчики в Карфагене - читать онлайн книгу. Автор: Безбашенный cтр.№ 18

Дубы же, составляющие средний ярус лесов Сахары, по мнению Хренио, «дубы как дубы», то бишь ничем не отличающиеся от испанских. Ну, что верно, то верно — тот же пробковый, тот же каменный, как и в Испании. Хотя опознанный вскоре Наташкой ещё и кустарниковый озадачил и нашего испанца, привыкшего считать, как и мы, что дуб — это всё же настоящее полноценное дерево.

Да и насчёт «дубы как дубы» — тоже вопрос не столь уж и однозначный. А как чьи дубы-то, если уж на то пошло. Меня, например, и каменный-то дуб ещё в Испании смутил, и если бы не характерные дубовые жёлуди, то хрен бы я кому поверил, что и это дерево с абсолютно не дубовыми, на мой взгляд, листьями — оказывается, тоже дуб.

Ведь как опознаёт любой нормальный русский человек нормальный русский дуб? Прежде всего — по характерному дубовому листу с волнистыми закругленными зубцами. Ну, есть ещё вид с острыми, видел я его в мелком сопливом детстве в Хохляндии, когда гостил в деревне у бабушки. Я его тогда вообще за гибрид дуба с клёном принял, не знал ведь ещё, что они не родственные и не скрещиваются. Ну да ладно, острые те зубцы или закругленные — форма всё же характерная и ярко выраженная. Узкая у черенка, широкая ближе к кончику, и по всему контуру вот эти зубцы. Так вот после этого как прикажете листья средиземноморских дубов оценивать? У пробкового, например, зубчики на листе едва выражены, да и расширения от черенка к кончику не наблюдается, у каменного он и вовсе на лавровый или там на вишнёвый смахивает. А этот кустарниковый, что Наташка показала, — это же вообще ни в какие ворота. Мало того что не дерево ни хрена, так ещё и листья вроде ивовых — вот хоть стой, хоть падай. Как это называется, если наукообразно? Когнитивный диссонанс? Вот что-то немножко типа того.

Ведь по всем привычным стереотипам, если это и есть дубовые листья, то я — испанский лётчик. И хрен я поверил, что неправ, пока мне на них, как уже сказал — там ещё, в Испании, — жёлуди не показали, тут уж мне крыть было нечем. Показала нам теперь Наташка и под этим кустарниковым прошлогодние жёлуди — мы с Володей и Васкесом дружно выпали в осадок. Вот такие в южных странах растут дубы…

Тем не менее лес — он и в Африке лес. Где деревья с кустарниками, там и влага. А где влага, там и вездесущие насекомые-кровососы. Для комаров всё же суховато, да и тени мало, зато слепням здесь раздолье. А слепни на югах такие, что наши среднерусские по сравнению с ними — просто образец воспитанности. Наши мужики и пацан стоически терпят, я напрягаю биополе, устанавливая энергетическую защиту, Наташка визжит — она ведь и вообще насекомых боится, гы-гы!

— Давайте вон к тому ореху! — сообразил вдруг Велтур. — Слепни его не любят!

Грецкий орех и в Испании растёт, как и по всему Средиземноморью, но орехи у него мелкие какие-то, по сравнению с привычными нам. Наташка говорила, что так оно и должно быть, потому как современный дикорастущий грецкий орех — не дикий ни хрена, а одичавший вторично культурный, который пока ещё с Востока не завезён. А вот этот, с мелкими орехами — как раз настоящий дикий и есть. Ну, лесотехничке нашей виднее, а нам — хрен с ними, с орехами, нам бы от слепней этих грёбаных избавиться.

Естественно, мы последовали доброму совету безо всяких споров. Может, это и неправильно по патриархальным родовым канонам, но лично мне как-то вот ни разу не в падлу послушать пацана, если он разбирается в вопросе лучше меня. Сворачиваю, значит, к полезному дереву сам, тащу Велию, а она хихикает в кулачок, практически не реагируя на «воздушную тревогу». И ведь точно, не садятся на неё слепни!

— Ты что, заколдованная? — заинтересовалась заметившая это Наташка.

— Нет, просто на мне косская ткань.

— Какая-какая?

— Косская. Есть такой остров Кос в Греции, там такую ткань делают, что от всей этой летучей дряни защищает, — объяснила девчонка.

— Ну-ка, ну-ка! — Наташка подъехала и, забыв даже о тех слепнях, завистливо пощупала край тонкой и блестящей ткани. — Ух ты! Так это же… Это же шёлк! Небось ещё и натуральный?

— Ты просто поразительно догадлива! — подколол её Володя. — В этом мире пока ещё не научились делать синтетику!

Но куда там! Баба есть баба — увидела соблазнительную тряпку, и больше её не интересовало ничего на свете!

— Не, ну прям в натуре шёлк, — бормотала она. — Грубоватый, но шёлк…

На бабьи тряпки мне всегда было плевать и чихать, но тут, раз такой ажиотаж, невольно пригляделся и я, силясь понять, что за шум, а драки нету. Ну, пожалуй, насчёт «грубоватый» — это если с современным сравнивать, то Наташка права, а если с местными античными тканями — тоньше я ещё не видел.

Не так, чтоб совсем уж полупрозрачная, но слегка просвечивает, представляя собой чисто символическую одёжку ради приличия. Тонкая, поблёскивает — ну, раз говорят, что шёлк, значит — он и есть. Бабам ведь уж всяко виднее, из-за чего там с ума сходить. А Наташка уже на грани. Ей плевать уже и на противонасекомьи функции, её сама фактура ткани на бешеную зависть прошибает. Сама-то она в хлопковую ткань вырядилась, что ткут в финикийской Мдине на Мальте — единственное пока что место западнее Египта, где выращивают собственный хлопок. Тоже дефицит и стоит соответственно, и Наташка с Юлькой жутко гордились своими обновами перед соседками. А тут такой облом!

— Это же из Китая?

— Из какого Китая? — не поняла Велия.

— Страна такая, очень далеко на востоке, оттуда такие ткани привозят, — пояснил я ей.

— Нет, с востока привозят морем в Египет похожие ткани, только ещё потоньше этой. Говорят, из Индии, страшно дорогие. А у меня косская ткань — тоже очень похожа на ту индийскую, но попроще и подешевле.

— Подешевле — это насколько? — тут же прицепилась Наташка, делая охотничью стойку, и Володя страдальчески сморщился, предвидя дальнейшее…

— На вес золота. Индийская ткань обычная, чуть получше этой косской, стоит полтора веса золота, а самая тонкая — уже два. Хотя бывают и за три веса золота, если с вытканным узором.

— А твоё платье сколько стоит?

— Моё? Ну, выкройку и пошив наши домашние рабыни делали, а за саму ткань папа почти тридцать статеров отдал…

— Мыылять! — выдохнули мы хором.

— И мечтать о ней забудь! — добавил Володя Наташке, которая сама настолько офонарела от названной суммы, что даже и не возмутилась.

И было отчего! Золотой карфагенский статер — это же пятнадцать серебряных шекелей. Нашим мужикам Арунтий платит по пять шекелей в день. Три дня надо служить за один статер, умножаем на тридцать — девяносто дней, три месяца. Вот если все эти три месяца не есть, не пить и не платить за квартиру — только тогда и наскребёшь купилок на такое «платьице». Я как старший нашей четвёрки получаю семь шекелей в день, но и для меня такая цена — как обухом по башке. Есть, конечно, статеры, полученные в награду от Ремда в Кордубе, есть и камешки, хорошенько приныканные, дабы не светить их лишний раз и на лишние вопросы работодателя не провоцировать, но то у меня на серьёзные дела отложено, а не на такое баловство.