– Тут не о чем говорить, – отвечаю я, радуясь возможности отвлечься. – Я попыталась обсудить с ней ее пьянство, но она и слушать не желает. Только злится и ругается. Боюсь, у меня не получится до нее достучаться.
Он вздыхает, и я чувствую, что он разочарован. Я ему искренне сочувствую. Он явно был не готов связать свою жизнь с такой семейкой: со всеми нашими зависимостями, горем и тайнами.
– Знаешь, какой невероятной она была, когда мы только познакомились, – повернувшись ко мне, улыбается он. – Веселой и жизнерадостной. Мне нравилось, как легко она шла на контакт. Потому что сам я всегда был тихоней. Она помогла мне преодолеть мою застенчивость.
– Да, она была настоящая оторва, – отвечаю я, вспоминая, как звонкий голос Салли разносился по дому, когда она шумно возвращалась из школы. – Она никогда не унывала и всегда видела в людях только хорошее, даже в нашем отце. Точнее, в первую очередь в нем.
Пол кивает.
– При этом она никогда о нем не говорит, – замечает Пол. – Ни разу. Стоит мне поднять эту тему, она сразу замолкает.
– Они были очень близки, – говорю я. – Когда он умер, она очень убивалась. Тогда-то ее и понесло. Спустя всего пару месяцев после его смерти она забеременела.
– Нелегко ей пришлось, – тяжело вздохнув, говорит он. – Трудно заботиться о ребенке, когда ты сама еще ребенок. Она пытается спрятаться за маской холодности, но я вижу ее насквозь. Я знаю ее, как никто другой, и вижу, что она сломлена. Моя старая матушка говорила мне, что в детстве я всегда пытался все починить, всем помочь, и то же самое с женщинами. Меня всегда привлекали женщины, которых нужно спасать.
Вдруг кто-то роняет стакан, и от грохота мы оба вздрагиваем. Тяжело дыша, Пол прижимает руки к груди. В кои-то веки я не чувствую себя слабачкой.
– Все хорошо, – говорю я, касаясь его предплечья. – Всего лишь стекло.
– Знаю. – Он выдергивает руку и потирает ее. – Я сейчас весь на нервах. Извини.
– Тебе не за что извиняться, – говорю я, делая глоток вина. – Я понимаю, насколько тебе сейчас тяжело.
– Спасибо, Кейт, – отвечает он. – Спасибо, что вернулась. Кроме тебя у нее никого больше не осталось.
– У нее все еще есть Ханна, – замечаю я, поставив бокал на стол. – Что бы там ни случилось, она не должна сдаваться. Для этого ей и нужно поправиться, не для тебя или меня, а чтобы помириться с дочерью.
Его лицо бледнеет.
– Прости, Пол. Я знаю, как тяжело тебе об этом думать. Ведь у вас с Ханной тоже были хорошие отношения.
– Ха. Настолько хорошие, насколько это вообще возможно с неугомонным подростком, – отрешенно смеется он. – Ей было тринадцать, когда мы с Салли начали встречаться. Помнишь, они тогда жили с вашей мамой?
– Да, – улыбаюсь я. – Помню, как Салли позвонила мне и сказала, что познакомилась с офигенным парнем, которого увидела из-за решетки сада; я тогда решила, что у нее поехала крыша, потому что, насколько я помнила, единственным нашим соседом был чувак по имени мистер Мэттьюз, и ему было за девяносто.
Пол смеется.
– Твои родители ведь купили этот дом? – спрашиваю я.
– Ага. Старика Мэттьюза отправили в дом престарелых, и его сын продал дом нам, – говорит он. – Это было в девяносто четвертом, почти сразу, как ты уехала. Родители несколько лет там пожили, а потом умерли почти сразу друг за другом.
– Мне жаль.
– Они прожили долгую и счастливую жизнь. Этот дом был для меня одновременно радостью и проклятием. Мне никогда не нравился Херн Бэй. Он всегда наводил на меня тоску. Родители каждый год тащили меня сюда на праздники, а мне просто хотелось остаться дома в Бетнал Грин и потусоваться с друзьями. Но мама с папой обожали это место. Они всегда говорили, что хотели бы здесь состариться, и вот их мечта сбылась.
– Странно, что ты решил тут остаться, если тебе здесь так не нравилось, – говорю я, наливая себе еще вина. – Мог бы продать дом. Что заставило тебя осесть?
Он улыбается и чуть подается вперед; его взгляд затуманен алкоголем и тусклым светом.
– Салли, – тихо говорит он. – Салли все изменила. Я уже решил, что дом буду сдавать, а сам остановлюсь в лондонской квартире, но затем, показывая агенту по недвижимости сад, услышал свист. Я повернулся и увидел ее. И все мои планы полетели в тартарары.
Он делает глоток пива. Я вижу, что ему непросто об этом говорить.
– Она так радовалась, – вспоминаю я. – Сказала, что ты похож на Лиама Нисона, только поменьше ростом.
Поперхнувшись, он вытирает рот рукой.
– Лиама Нисона? Она издевалась?
– Думаю, она просто была счастлива.
– Да, мы были счастливы, – кивает он. – Но я с самого начала видел, что у нее все мысли о Ханне. Ох, чего уж только эта девчонка ей не говорила. Помню, как я впервые пришел к Салли на воскресный обед. Мы только-только добрались до второго, когда между ними разразился бурный спор. Не помню, из-за чего все началось – может быть, Ханне показалось, что в картошке слишком много соуса, не знаю, но я такого не ожидал. Знаю только, что если бы я назвал мою маму так, как Ханна называла Салли, мне бы не поздоровилось. Но она была не моя дочь, не мне было ее отчитывать.
– Как думаешь, может, всему виной алкоголь?
– Возможно, – отвечает он. – Хотя мне кажется, проблема была немного другого плана.
– Выпив, люди становятся вспыльчивыми, – говорю я, вспоминая, каким разгневанным становился отец после попойки.
– Оглядываясь назад, я понимаю, что смотрел на все сквозь розовые очки, – говорит Пол. – Думаю, я просто хотел видеть в Салли самое лучшее.
– Мы все хотели. – Я опустошаю бокал и, не задумываясь, наливаю еще.
– Именно твоя мама в конце концов и сказала мне, что Салли пьет. Думаю, она решила, что я должен знать, – говорит Пол. – Она рассказала, что, когда Ханна была маленькой, Салли таскала ее с собой по пабам и заставляла ждать на улице, пока сама напивалась.
Я киваю, вспоминая мамины лихорадочные звонки, когда она испуганным голосом говорила, что Салли с Ханной опять пропали. И потом перезванивала, чтобы сообщить – они нашлись и Салли опять напилась.
– Но это было до того, как она встретила меня, – говорит Пол. – Я убедил себя, что я ее вытащил, что она не примется опять за свое. С Ханной это помогло. Узнав, что ей пришлось пережить, я стал относиться к ней менее строго. И Салли сказал сильно на нее не наезжать. После этого все наладилось. Мы с Ханной хорошо поладили и даже начали жить, как нормальная семья. Это было прекрасно.
Его голос обрывается, и он сжимает руки вместе.
– Я помог им съехать от твоей мамы, и мы купили дом в Уиллоу Эстэйт. Салли на тот момент еще работала в банке, и денег нам более чем хватало. Но потом все пошло наперекосяк.