Соблазн велик. Позвонить прямо сейчас, и завтра утром список будет у них перед глазами. Владимир Вениаминович не откажет первой учительнице сына и судье, которая его оправдала.
Ордынцев кажется хорошим и порядочным человеком, и почти на сто процентов именно такой и есть, только внутренний голос шепчет: не надо ни о чем его просить.
Ирина принесла из коридора записную книжку. Буквы на срезе давно уже стерлись, странички обтрепались, некоторые номера остались без последних цифр, приходится или вспоминать, или прозванивать наугад.
На букве «Г» почти не оставалось свободного места, поэтому телефон Гарафеева она записала поперек страницы возле корешка и с большим трудом его теперь расшифровала.
Он врач и лучше всех знает, как добыть информацию по больнице без лишнего шума.
Игорь Иванович сразу ее узнал, судя по голосу, обрадовался и на предложение встретиться согласился подъехать прямо сейчас. Надо, значит надо, и ничего, что поздно, ведь они с женой как раз приобрели машину, и лишний раз прокатиться ему только на пользу пойдет.
Ирина рассказала Гортензии Андреевне, что это ее бывший заседатель, врач, и, во-первых, ему можно доверять, а во-вторых, суть дела раскрывать не обязательно.
– Может, все-таки в милицию? – спросил Кирилл. – И не потому что я боюсь, просто не люблю самодеятельности ни в какой форме.
– А группа твоя это что, не самодеятельность?
Кирилл засмеялся:
– Потому и не люблю. Ну вычислите вы его и что дальше?
– Будет с чем идти в органы.
– Но если вы думаете, что сейчас не станут слушать, почему послушают тогда?
– Кирилл, сейчас мы действуем вслепую, и даже самые компетентные специалисты будут действовать точно так же, и это ставит под угрозу жизнь Кати. Но если у нас появится реальный подозреваемый, то я смогу контролировать ситуацию и защитить девочку, понимаете?
– Ну если так все серьезно, она может у нас пока пожить, правда, Ир?
– Конечно. Комната есть.
– А в институт и на работу вы будете ее водить?
– Тут сложнее.
– Вот именно. Нет, мерзавец наверняка приглядывает за девочкой, поэтому жизнь ее должна идти совершенно как обычно, чтобы его не насторожить. И мы будем тихими как мышки, но в конце концов я выведу предателя на чистую воду.
– Столько лет прошло… Он уж, наверное, сам не верит, что был немецким агентом.
– Слышала я такие оправдания, – сухо сказала Гортензия Андреевна, – мол, оступился, дал слабину, но искупил потом честной жизнью. А те, кто погиб из-за тебя, им как быть? И другие оправдания слыхала. Ах, я такой весь русский дворянин, воевал не против России, а против проклятых большевиков за веру, царя и отечество. Но убивал-то ты не большевиков, а женщин, детей и стариков, а если попадал на фронт, то братьев своих бил. Предательство всегда предательство, в какие одежды его ни наряжай. Знаете, ребята, я только один раз… Нет, не сочувствовала предателю, но какая-то искорка сомнения возникла, хотя этот офицер нанес нашему флоту колоссальный урон. Это был, безусловно, одаренный разведчик, служивший в штабе Черноморского флота. Когда наши войска оставили Севастополь, он мог эвакуироваться с последним самолетом, но уступил свое место раненым бойцам, остался на тридцать пятой батарее, оборонялся до последнего, но силы были не равны, солдаты взорвали батарею и отошли на мыс Херсонес. Страшные часы провели они там, из последних сил сдерживая натиск немцев, ждали, что за ними придут, а дождались только смерти и плена. Командование не захотело рисковать кораблями и бросило своих солдат. Потом этого офицера предали его товарищи, сообщив немцам, кто он такой и каким объемом секретных сведений обладает, но и тогда он не сдался. Его месяц держали в карцере, но согласился он на сотрудничество только тогда, когда перед ним стали расстреливать матросов, одного за другим. Будешь говорить? Нет? Выстрел. Снова нет? Снова выстрел. Тут мало у кого духу бы хватило. Ну он и рассказал… Наверное, понимал, что своим признанием губит больше жизней, но когда тебе в лицо летят чужие мозги, становится не до арифметики.
Кирилл вздрогнул:
– Не дай бог оказаться на его месте.
– Вот именно. И это единственный враг, которого я не оправдываю, но считаю не мразью и падалью, а человеком, который сломался под чудовищным давлением обстоятельств.
– А вы его сами поймали?
Гортензия Андреевна улыбнулась:
– Что вы! Было б так, я бы сейчас сидела не с вами, а в высоких кабинетах. Его вычислили только через десять лет после войны, официально через родственников, но то, думаю, была легализация оперативных данных. Тоже был человек как человек, только часто переезжал с места на место и все в города, где строились объекты атомной промышленности. Ну дальше, детки, начинается совсем секретная часть, о которой даже я не знаю. Главное, что он не просто скрывался от возмездия, а работал на иностранную разведку, и я боюсь, что Малиновский делает то же самое.
Тут в дверь осторожно постучали. Ирина специально просила Гарафеева не звонить, чтобы не проснулись дети.
Игорь Иванович вошел бодрый, помолодевший, будто только из отпуска. Рассказал, что жена месяц назад родила ему девочку, а теперь и дочка ждет, и скоро он будет весь в младенцах.
Надо же, подумала Ирина, почти год прошел, как Гарафеев заседал у нее, а будто вчера расстались.
По тону Ирины он решил, что у нее нелады со здоровьем, поэтому и примчался так быстро и без вопросов, а узнав, что всего-навсего надо узнать фамилии больных, покрутил пальцем у виска.
– А по телефону нельзя было спросить?
– Нет, молодой человек, нельзя, – вступила Гортензия Андреевна, и Гарафеев скромно опустился на стул. Пока Кирилл наливал ему чаю, Игорь Иванович сказал, что проблемы никакой не видит. Сходит в архив и под предлогом, что для научной работы, выпишет что надо. Скажет местной бабульке, что для диссертации ему нужно сформировать контрольную группу из другой больницы, и пусть докажет, что это не так.
– А вам зачем?
– Так, одну гипотезу проверить. Только, молодой человек, по возможности не говорите, за какой день вам требуются данные.
– Да без проблем.
– И вообще никому не сообщайте, что вы действуете по нашей просьбе.
– Лады. Пусть все думают, что я на старости лет взялся за ум и обратился к научным изысканиям.
Гарафеев повез Гортензию Андреевну домой, и Кирилл с Ириной наконец легли спать. Включив ночник, она хотела дочитать про Мартина Бека, но Кирилл мягко вынул книжку у нее из рук.
Она прижалась к мужу.
Потом лежали, обнявшись.
– Бабка, конечно, люто параноит, но ты будь осторожна, Ира, и никуда не ввязывайся. Меня посылай, если что. И список у Игоря Ивановича я сам заберу для конспирации.